На протяжении десятилетий национальная история (еврейская, польская, украинская, беларусская, российская, литовская, эстонская и латвийская[4]) сопротивлялась нацистской и советской концептуализации злодеяний. Историю «кровавых земель» сохраняли (зачастую грамотно и отважно), деля европейское прошлое на национальные части, а затем оберегая эти части от соприкосновения. Однако внимание к какой-либо одной группе преследуемых – как бы досконально это ни было прослежено в истории – не даст полного представления о том, что же происходило в Европе с 1939-го по 1945 год. Доскональное знание прошлого Украины не объяснит причин Голодомора. Изучение истории Польши – не лучший способ понять, почему столько поляков было уничтожено во время Большого террора. Никакое знание истории Беларуси не поможет объяснить лагеря военнопленных и антипартизанские операции, в которых погибло столько беларусов. Описание еврейской жизни может включать в себя Холокост, но не может объяснить его. Часто то, что происходило с одной группой, объясняется только в свете происходившего с другой. Но это только начало состыковок. Нацистский и советский режимы тоже можно понять в свете того, как их лидеры боролись за господство на этих землях, как они рассматривали эти группы и как воспринимали друг друга.
Сегодня существует распространенное мнение о том, что массовое уничтожение людей в ХХ веке имеет огромное нравственное значение для живущих в ХХІ веке. В таком случае поразительно, что не существует истории «кровавых земель». Массовое уничтожение людей отделило историю евреев от европейской истории, а историю Восточной Европы – от Европы Западной. Убийство не определяло наций, но все еще обуславливает их интеллектуальное обособление даже спустя десятилетия после падения национал-социализма и сталинизма. Эта книга сводит воедино нацистский и сталинский режимы, еврейскую и европейскую историю, а также историю наций. В ней описаны и жертвы, и палачи. В ней пойдет речь об идеологиях и планах, системах и обществах. Это история людей, уничтоженных политикой лидеров, находившихся далеко от них. Родные земли жертв простираются от Берлина до Москвы; они стали кровавыми после прихода к власти Гитлера и Сталина.
Вступление. Гитлер и Сталин
Происхождение нацистского и советского режимов и их действий на «кровавых землях» уходит корнями в Первую мировую войну 1914–1918 гг. Та война расколола старые империи Европы, уступив место мечтам о новых. Она заменила династический принцип правления императора хрупкой идеей народного правления. Она показала, что миллионы человек подчинятся приказу сражаться и умереть (по причинам абстрактным и далеким) во имя родины, которая либо уже прекращала свое существование, либо только зарождалась. Новые государства создавались практически из ничего, а огромные группы гражданского населения перемещались или же уничтожались с применением простых методов. Власти Оттоманской империи уничтожили более миллиона армян. Российская империя депортировала немцев и евреев. После войны национальные государства обменивались болгарами, греками и турками. Важно еще и то, что война разрушила объединенную мировую экономику. Никто из взрослых европейцев, живших в 1914 году, не стал свидетелем возобновления свободной торговли сопоставимого уровня; большинство взрослых европейцев, живших в 1914 году, до конца своей жизни так и не вернулись к довоенному уровню благосостояния.
В сущности, Первая мировая война была вооруженным конфликтом между двумя силами: с одной стороны – Германская империя, Габсбургская монархия, Оттоманская империя и Болгария («Центральные державы»), а с другой – Франция, Российская империя, Великобритания, Италия, Сербия и Соединенные Штаты («Силы Антанты»). Победа сил Антанты в 1918 году положила конец трем европейским империям: Габсбургской, Германской и Оттоманской. По условиям послевоенных договоров, подписанных в Версале, Сен-Жермене, Севре и Трианоне, многонациональные территории заменялись национальными государствами, а монархии – демократическими республиками. Большие европейские государства – Британия и особенно Франция – были хоть и не разрушены войной, но существенно ослаблены ею. Победители после 1918 года питали иллюзию, что жизнь каким-то образом вернется в свое довоенное русло. Революционеры, надеявшиеся возглавить побежденных, мечтали о том, что кровопролитие легитимизирует дальнейшие радикальные преобразования, которые придадут войне смысл и компенсируют урон от нее.
4
Тут и далее по тексту «латвийский/-ая» употребляется применительно к более широкой категории государственных символов, территории и политики Латвии, а «латышский/-ая» – к более узкой и применительной только к латышскому этносу (