* * *
У Германии была альтернатива – по крайней мере, по мнению ее японских союзников. Через год и месяц после того, как Пакт Молотова-Риббентропа отдалил Токио от Берлина, немецко-японские отношения были восстановлены на основе военного альянса. Токио, Берлин и Рим подписали 27 сентября 1940 года Тройственный пакт. В это время, когда европейская война происходила преимущественно в воздухе, между Королевскими военно-воздушными силами и Люфтваффе, Япония надеялась, что этот альянс мог быть направлен против Великобритании. Токио подталкивал немцев к совершенно иной революции в мировой политической экономике, нежели та, которую представляли немецкие стратеги. Японцы считали, что, вместо колонизации Советского Союза, нацистской Германии нужно присоединиться к Японии и победить Британскую империю.
Японцы, строя свою империю на расширение за пределами островов, считали море инструментом экспансии. В интересах Японии было убедить немцев в том, что британцы – их главный общий враг, поскольку согласие по этому поводу помогло бы японцам завоевать британские (и датские) колонии в Тихом океане. Однако японцы предлагали немцам определенные перспективы, которые были шире их собственной непосредственной потребности в природных ресурсах британских и датских колоний. У них была грандиозная стратегия: вместо сражений с Советским Союзом немцам нужно было двигаться на юг, выгнать британцев с Ближнего Востока и встретить японцев где-нибудь в Южной Азии, например, в Индии. В Токио считали, что если бы немцы и японцы контролировали Суэцкий канал и Индийский океан, то британское военно-морское могущество перестало бы существовать как фактор. И тогда Германия и Япония стали бы двумя мировыми державами[334].
Гитлер не проявил никакого интереса к этой альтернативе. Немцы рассказали СССР о Тройственном пакте, но у Гитлера никогда не было намерения разрешить советскому государству присоединиться к нему. Япония хотела бы видеть немецко-японско-советскую коалицию против Великобритании, но это было невозможно. Гитлер уже нацелился на вторжение в Советский Союз. Хотя Япония и Италия были теперь союзницами Германии, Гитлер не включал их в список своих главных военных амбиций. Он считал, что немцы могут и должны победить СССР самостоятельно. Альянс Германии с Японией ограничивался подспудными разногласиями по поводу целей и врагов. Японцам нужно было победить британцев, а со временем и американцев, чтобы стать доминирующей морской державой в Тихом океане. Немцам нужно было разрушить Советский Союз, чтобы стать огромной сухопутной державой в Европе и позже соперничать с британцами и американцами[335].
Япония хотела заключить с Советским Союзом договор о нейтралитете еще с лета 1940 года, и он наконец был подписан в апреле 1941 года. Тиунэ Сугихара, японский разведчик и специалист по СССР, провел ту весну в Кенигсберге, немецком городе в Восточной Пруссии на Балтийском море, пытаясь вычислить дату нападения Германии на Советский Союз. В сопровождении польских помощников он путешествовал по Восточной Германии, в том числе по землям, захваченным Германией у Польши. По его предположениям, сделанным на основе наблюдений за передвижениями немецких войск, вторжение должно было состояться в середине июня 1941 года. Его донесения в Токио были лишь одним из тысячи сигналов, присылаемых разведчиками из Европы и со всего мира, о том, что немцы нарушат Пакт Молотова-Риббентропа и нападут на союзника в конце весны или в начале лета[336].
Сталин и сам получил более сотни таких сигналов, но предпочел их проигнорировать. Его собственная стратегия всегда состояла в том, чтобы побуждать немцев воевать на западе в надежде на то, что капиталистические державы истощат друг друга и тогда СССР останется только наслаждаться плодами поверженной Европы. Гитлер, по мнению Сталина, одержал победу в Западной Европе (над Норвегией, Данией, Бельгией, Люксембургом, Нидерландами и Францией) слишком быстро и слишком легко. Однако Сталин, казалось, не мог поверить, что Гитлер откажется от наступления на Великобританию, которая была врагом как нацистских, так и советских амбиций и самой могущественной державой в мире. Он ожидал войны с Германией, но не в 1941 году. Он говорил и себе, и другим, что предупреждения об опасности немецкого нападения были британской пропагандой, направленной на то, чтобы поссорить Берлин и Москву, несмотря на очевидную общность их интересов.
334
335
Принимая во внимание способность Гитлера импровизировать, трудно говорить о стратегии в общепринятом смысле. По моему мнению, разногласие между теми, кто говорит о континентальной и мировой стратегиях, можно очень просто разрешить так: Гитлер и его командование соглашались, что захваченный Советский Союз нужен был для того, чтобы продолжать войну – какую бы форму она ни приняла. У Гитлера на уме была война континентов, и он верил, что она наступит. Чтобы победить в такой мировой войне, нужно было поскорее одержать победу в континентальной войне.
336
Относительно договора о нейтралитете см.: