Двое других офицеров сорвали с меня ботинки и носки, после чего толкнули в открытую душевую кабину, где уже была включена вода. Она моментально намочила мою грязную робу, и та прилипла к телу.
– А теперь раздевайся. Медленно, – усмехнулся Кристоф. Остальные трое загоготали и придвинулись ближе, напоминая мне стаю разъяренных пятнистых гиен своими голосами и движениями. – В прошлый раз, когда ты принимала душ, мы с другом так и не смогли насладиться видом. – Он указал на худощавого светловолосого солдата, стоящего справа от него. Судя по его словам, именно они вытащили меня тогда с арены. В тот день я ничего не различала, включая саму себя. Все они были просто безликими фигурами. – Мы должны показать, что относимся к своей работе весьма серьезно.
Они вчетвером медленно приближались ко мне, кружа вокруг, как хищники возле жертвы.
– Думаю, самое время попробовать на вкус так называемую принцессу Леопольда, – насмехался Кристоф. – Девушку, которая заманивала в ловушку благородных мужчин и правителей своей красотой.
Почему люди возносят благородных мужчин и правителей, хотя они были такими же непогрешимыми, как и любой мужчина с членом? Я обнаружила, что их эго и чувство собственного достоинства развращает их, делает более самоуверенными. Падкими на похвалу и восхищение.
– Да, я знаю тебя. Уже наслышан о потрясающей и идеальной Брексли Ковач. – Кристоф ухмыльнулся мне. – Посмотри на себя сейчас. Жалкая дрянь, любящая фейри. – Он злобно зыркнул на меня. – Твои друзья-фейри застрелили моего приятеля. Думаю, тебя надо наказать за это. – Плечи Кристофа опустились, от него волнами исходила агрессия, одурманивая остальных охранников. – Мы все получили повышение, и нас считают героями за то, мы защищали рынок. – Он обвел рукой группу, и я поняла, что они находились там в ту ночь. – А теперь мы каждый день будем смотреть, как puncik[1] мокнет.
Зная Иштвана, я могла с уверенностью сказать, что он не стал бы повышать одного из этих ленивых говнюков в должности. Их использовали в качестве подопытных, понимали они это или нет. По мнению Маркоса, от них можно легко избавиться. Сказать парочку приятных слов, похлопать по спине, чтобы они заметили, как он нагибает их.
– Раздевайся! – Кристоф снял дубинку с пояса. – И повернись к нам лицом, пока делаешь это. – Он оценивающе пробежался взглядом по моей фигуре, и охранники вокруг него зашевелились и начали издавать резкие, визгливые звуки.
Собравшиеся в группу мужчины, подпитываемые тестостероном, могли быть достаточно устрашающими в определенных ситуациях, но то, как они смотрели на меня, как двигались, как их энергия, отскакивая друг от друга, накапливалась, вселяло ужас в меня. Они казались неадекватными, словно таблетки создавали химический дисбаланс или что-то другое в сущности фейри превращало их в одичалых.
Слетевших с катушек.
– Сейчас же! – приказал Кристоф, потирая свой член.
Я опустила голову и всмотрелась в кровь, грязь и подпалины на моей мокрой серой форме. Частички пепла и кусочки обугленной кожи моего дяди прилипли к макушке, как конфетти из рук смерти.
– Гребаная, избалованная дрянь! Когда я приказываю, ты делаешь то, что я говорю. – Кристоф замахнулся дубинкой и дернулся ко мне.
Сегодня я убила своего товарища, вонзив заколку ей в грудь, и наблюдала, как она захлебывается в собственной крови, а кислород покидает ее легкие, словно из воздушного шарика. Я вырубила одного из своих лучших друзей, чтобы сохранить ему жизнь, и чуть не погибла от рук лучшей подруги. После я стала свидетелем того, как моего дядю сжигали заживо, прежде чем мне пришлось пустить ему пулю в голову. Его останки до сих пор были на мне, на каждом участке кожи, оставляя свой отпечаток не только на ткани, но и в моей душе.
А теперь эти мальчишки пытались забрать то, что осталось от меня.
Вода стекала с моих ресниц, когда я впилась взглядом своих ониксовых глаз в Кристофа. Лава, кипевшая глубоко внутри, бурлила и грозилась выплеснуться наружу. Я не чувствовала ничего, кроме ненависти, гнева, жажды мести, тьмы и пустоты, которую никогда не заполнить. Они ничего не могли со мной сделать. Я и так уже зашла слишком далеко.
А когда внутри ничего нет, жизни других становятся незначительны.
Вчетвером они накинулись на меня, их безумие подпитывалось высокомерием и эгоизмом. Ни один из них не боялся меня, даже после того, как видели, как я убиваю. Они не верили, что я смогу одолеть их.