Через два дня мы достигли Северного моря, и все это время над нами стояло безоблачное небо. Нам удалось справиться с переутомлением. Появилось время спать и есть, выполнять необходимую работу и связываться по рации с танкерами и проходящими яхтами, пытаясь выяснить, что же произошло с Жарре. Но никто не знал. Ветер подул с севера, мы приближались к Норфолку, я вышел на сеанс связи.
Позвонил Дугу Сайлему в Мильтон-Кейнс. Пока его секретарша соединяла меня с ним, я еле втиснулся за стол в рубке, отхлебывая горячий крепкий сладкий кофе.
— Джеймс, — отозвался он вскоре. — Как дела?
— Отлично, — сказал я. — Разве что едва не разбились о скалы у Шетландов.
— Что? — переспросил он.
— Оборудование подвело, — уточнил я. — Но все прекрасно. Других судов уже неделю не видно.
— Великолепно, — одобрил Сайлем. — Великолепно.
— Только мы не знаем, где Жарре, — сказал я. — У вас есть о нем известия?
— Очевидно, отстал миль на сто, — предположил Сайлем. — Сражается с «Даунтаун Флаер». Для нас это не проблема.
— Да, пока ветер держится. Сайлем рассмеялся.
— Не волнуйся, — сказал он. — Продержится.
— Посмотрим.
— Я в вас уверен. Послушай, через пару дней я сяду на яхту. Недели, думаю, хватит, чтобы догнать вас. И потом устроим пир горой. Куча репортеров, клиенты. Да, и пригласим кое-кого, кого бы ты хотел видеть. — Дуг хмыкнул. — Утрем им носы.
— Мы еще не выиграли, — осторожно заметил я.
— Уж постарайтесь, — попросил Сайлем и засмеялся. Он ничуть не казался смущенным.
Я выключил связь. Затем позвонил своему адвокату и попросил его узнать для меня кое-что в Лондоне, в министерстве финансов.
Шестичасовые новости Би-би-си подтвердили, что мы опережаем Жарре на сотню миль. Когда выпуск закончился, раздался звонок. Это была Агнес.
— Мы только что вернулись. Я слышала новости. Как вы? — сказала она.
Я рассказал ей как.
— Мы здорово загорели, — сказала она.
— Сайлем устроит праздник, когда мы вернемся, — сказал я.
— Мы придем.
— Не засвечивайся слишком, будь осторожна, — попросил я.
— Почему? Ведь Рэнди в тюрьме.
— Просто не засвечивайся и будь осторожна, — повторил я.
— Я люблю тебя, — сказала Агнес.
— Я тоже.
— Боже мой, ты, англичанин, так и скажи.
— Я люблю тебя, — сказал я.
— Выиграй у Жарре.
Победа над Жарре не была неизбежна.
— Я послушал погоду, пока ты болтал, — сказал Чарли, когда я поднялся к нему. — Над Францией низкое давление. Ветер легкий, западный.
— Для этого у нас и якоря.
Но было совсем не смешно. Для легкого тримарана, типа «Видь де Жоже», было несложно проделать сотню миль при хорошей погоде. И гонка еще не закончена, если только метеослужба не предскажет неблагоприятных условий.
Так оно и случилось.
Вечером мы вошли в черную дыру. Мы прошли устье Темзы, и отлив увел нас к Северным Форлендам. В полночь вдали по правому борту белые утесы Дувра заблестели под луной, и с трудом удавалось справляться с течением. Мы провели жуткую ночь, но почти не сдвинулись с места; навигационные огни крупных судов в неподвижном воздухе проносились мимо нас как светлячки.
На рассвете над морем повис густой липкий туман. Мы позавтракали, хотя есть не хотелось; окрестности было невозможно рассмотреть. Когда совсем рассвело, поднялся небольшой западный ветер и сдул туман. Уставшими глазами мы оба всматривались в рябь воды на востоке.
Между нами и тяжелым туманным облаком появились два паруса. Чарли настроил бинокль и сказал то, что я уже знал:
— "Даунтаун Флаер". У другого большая выемка. Жарре. Максимум в миле от нас.
После этого мы не присели. Уравновешивали паруса с предельной точностью, пытаясь поймать малейшее дуновение ветра. Но ветер упорно дул с запада. Я знал, что нашей единственной надеждой было перекрыть Жарре, встать у него на пути. Но от Фолкстоуна до Плимута был долгий-предолгий путь при ветре силой не больше двух узлов. И каждый раз, когда я оборачивался, раздутый парус, приближаясь, становился все больше.
В одиннадцать часов я уже видел лицо ле Барта, его команду, собравшуюся у паруса, натягивающую его. Жарре не смотрел на нас. И я изо всех сил старался не смотреть на него.
Не стоило поворачиваться, чтобы увидеть то, что должно было случиться.
— Скотина! — бросил Чарли в четверть двенадцатого.
Надутый парус был приведен к ветру, судно набирало скорость. Он прошел у берега слева от нас и пересек нам путь примерно в миле. Теперь он переместился вправо, оставляя нас все дальше позади.
— Вот он и на финише, — уныло заметил Чарли.
— Подожди, — остановил я его. Парус, шедший впереди, оставался справа, двигаясь к голубой середине Ла-Манша. В синем небе светило солнце.
— Отправился к Франции ждать прилива, — предположил Чарли.
— Может, ему повезет, — сказал я. Но сам держался ближе к английскому берегу, где, судя по метеокарте, ветров должно было быть больше. В час дня Чарли спросил:
— Ну, и что теперь?
Вода к северу по направлению к Дангнесс вдруг потемнела. Дорожки водной глади извивались в тени. Я шел по ним. Через полминуты он нас настиг — северный ветер, мощная струя воздуха. Как раз когда было нужно. «Апельсин-2» накренился левым корпусом и начал быстро разгоняться.
Это одна из наших крупных удач. Море было гладким, как блин, а ветер дул силой узлов в двадцать. Мы пронеслись мимо «Рояль Северин» и устремились к Сант-Катерин-Пойнт; два оранжевых корпуса как ножи разрезали морскую гладь, все у нас свистело, шумело, дрожало. Судно почти не касалось воды.
Но нам было не до удовольствия от ощущения полета. Тот из нас, кто стоял за штурвалом, что есть сил старался удержать его в нужном положении, выжимая из судна всю скорость до последнего узла. Другой балансировал паруса, как только был способен, и всматривался в горизонт, пытаясь разглядеть желтый раздутый парус.
Остров Уайт пролетел мимо. Мы вошли в широкий Западный Канал. Земля осталась на севере, мерцая белыми меловыми утесами.
В два часа Чарли увидел его.
— Вот он! — И показал на левый корпус. Там, куда он указывал, на юго-востоке, опережая нас на корпус, стояла бледная дымка. Ветер наполнял паруса.
— Хорошо идем, — сказал Чарли, — но в любую минуту может утихнуть.
И ветер утих.
Солнце в тот день село в чан расплавленного стекла.
— Иди поспи, — отправил я Чарли вниз.
— Нет, — не согласился он, — иди ты.
Так никто спать и не пошел. Вместо этого мы бесполезно балансировали паруса, раздраженно говоря друг другу, что у Жарре тоже никакого ветра.
В три часа ночи мы все еще слонялись по палубе, угрюмые и злые.
На носу кливер сказал «хлоп».
— Правь, — вскинулся Чарли, — я сбалансирую.
Ветер вернулся.
С Атлантики подул теплый южный бриз, достаточно мощный. «Апельсин-2» снова поднялся и помчался вперед. Чарли настроил радио на Би-би-си. Но море начало волноваться, и судно шло с таким грохотом, что было почти невозможно разобрать, что говорит радио, кроме разве того, что никто еще не финишировал. Если так, то надежда еще оставалась.
В четыре утра мы проносились мимо Портленд-Билл в тридцати милях к северо-востоку. Никто из нас не спал. Я был в прострации, глядя на мир, словно сквозь несколько слоев целлофана. Но та часть меня, которая держала штурвал, функционировала хорошо.
— Вот! — взревел вдруг Чарли.
Небо на востоке уже становилось серым, возвещая рассвет, но море еще оставалось черным. Слева от нас на гребне волны мелькнул бортовой зеленый огонь, осветив белую корму. Судно шло под парусом. Судя по скорости, это был Жарре.
— Может, погасим огни? — спросил Чарли. — Подкрадемся к ним?
— Нет, — отрезал я. — Будь любезен драться честно и справедливо. Я ослабил штурвал и раскрыл паруса. Постепенно к зеленым огням впереди приблизились слева огни красные. Мы повисли у него на хвосте. Море бушевало между корпусами. «Апельсин-2» перескакивал с волны на волну. Расстояние между огнями становилось все шире. Зеленый огонь исчез за его парусом. Мы оказались с наветренной от них стороны.