Слезы как-то сами по себе стекали по щекам, орошая мертвую, холодную поверхность пещеры. Слишком много чувств нахлынуло на меня, слишком многое казалось неправильным в данной ситуации, а еще внутри души зарождалась буря из гнева и ярости.
– Как ты мог это допустить? – прошептала в тишине я, обращаясь к хранителю. – Ты и себя простить не должен.
Слышал ли он меня, не знаю, все же вряд ли стали бы строить замок над подземным озером, и есть вероятность, что я нахожусь за пределами замка, так как шла очень долго, но все равно он мог догадаться о том, что перед смертью она успела родить и в буквальном смысле обрекла свое родное дитя на голодную погибель.
Даже в слабых отсветах пламени, я сумела рассмотреть тот самый медальон, который она специально сняла и положила совсем рядом, таким образом она отрезала путь к потустороннему существованию, что, наверное, к лучшему, потому что я собиралась сделать то, на что духа у нее самой не хватило. Попросту столкнула ее останки в озеро, навсегда похоронив двух людей под толщей воды. Пусть она и не смоет бесчеловечный поступок этой горе-матери, но я надеялась, она хотя бы принесет покой и тишину. Могила должна быть у каждого. И пусть никто не вернется сюда оплакать их смерть, но и они не станут пылью под ногами.
Некоторое время я постояла у самого края воды, боясь прикоснуться к такой спокойной глади, что-то было в этом озере пугающее и отталкивающее, затем подняла с камней медальон и небольшой, местами напрочь отсыревший дневник, а затем пошла прочь. Больше здесь делать мне было нечего. Побег, переплыв озеро, совершить вряд ли удастся, потому что…ну я плавать так и не научилась, да и куда оно выведет тоже неизвестно. Прятать что-либо здесь не имеет смысла, так как сырость натворит немало бед с любой бумагой и мне придется приложить немало усилий чтобы восстановить хоть какие-то крупицы сведений из дневника. А погоревать, сидя у берега подземного озера не хочется совсем, тем более мне даровали пусть и ограниченную, но свободу в виде прогулок.
Крепко сжимая чудом уцелевший дневник одной рукой и держа почти потухший факел в другой, я продолжила путь назад, в свою «камеру хранения», как про себя называла двухэтажные апартаменты. Чем дальше удалялась от озера и скрытой тайны в нем, тем сильнее нарастала уверенность в неправильности всего происходящего. Не должны люди есть друг друга, пусть и родственного вида. Не должна мать убивать свое дитя, да еще и таким поистине зверским способом. Не должны призраки слоняться по замкам, прислуживая пока еще живым. Все это было неправильным, но могла ли я повлиять на это? Могла ли привнести в чьи-либо головы рациональные зерна сомнений? И вообще, может ли один человек бороться с целой системой устоев? Помниться, у Дон Кихота так и не получилось одолеть ветряные мельницы. Может и мне не стоит пытаться? Может просто отдаться на волю судьбы и плыть по течению без препятствий?
В очередной раз встряхнув волосами, чтобы отогнать дурные мысли, я ударилась затылком о стену туннеля и получила дополнительную армаду из звездочек у себя в глазах, подумать можно нехватки кислорода мне недостаточно!
По моим ощущениям я не прошла и половины пути, а факел потух, оставив наедине с тишиной и темнотой. И знаете что? Именно после похода по этому туннелю, я и начала медленно сходить с ума. Если раньше мысли, роившиеся где-то глубоко в подкорке просто иногда проявляли себя в ночное время суток, когда сон не шел, то сейчас все, начиная от вопросов о мироздании и заканчивая волнующими губами Валентина и непонятной тяги к нему волновало меня, заставляло замедлять шаг, делать вдох с неохотой, словно здесь и сейчас я могла получить ответы на все свои вопросы, только надо остановиться, дать обнять такой привлекательной темноте, позволить просочиться сквозь губы тишине. И я почти сдалась, отказавшись дышать, но сделав еще один неуверенный шаг вперед, позвала еле слышно: