Странное ощущение возникло, когда только коснулась дневника и сейчас я говорила не о стадах мурашек, промаршировавших по моему телу. Все никак не могла отделаться от воспоминания, когда увидела ее на берегу подземного озера, прочувствовала всю боль вместе с ней, с ее ребенком и даже боль Валентина не прошла мимо меня, проникая в каждую клеточку моего сознания, заполняя их и укореняясь там навсегда. Не знаю в праве ли я сообщать ему о том, что сделала, когда нашла ее и малыша, но какое-то чувство неправильности всей ситуации меня не покидало. А еще я почувствовала укол ревности. Да, будь она не ладна! Одна только мысль о том, как он ласкал ее, произносил ее имя с придыханием приводила в полное исступление. Я не хотела его делить ни с кем и одновременно ненавидела всей душой, хотела помочь хранителю и выкинуть этот дневник подальше в озеро. Все эти противоречия заполонили мое сердце, мешая здраво мыслить.
Аккуратно уложив книгу на ее прежнее место, я откинулась на спинку кресла и перевела дыхание. Ладони вспотели, а во рту ощущалась горечь, и я не могла отнести ее на физиологический аспект. Это была горечь ревности, осознания своего бедственного положения и бог знает еще чего, но в таком состоянии читать дневник было немыслимо, оставалось сосредоточиться на куда более положительных и ярких мыслях. Я постаралась вспомнить лето, мою первую любовь, подругу, родных, даже не забыла о работе, которая занимала большую часть жизни. Все же прекрасно было вот так жить и ни о чем не печалиться. Чем больше я вдавалась в подробности, вспоминая вкус мороженного в летний зной, запах осени и костра в дождливый день, или первые лучи солнца зимой, когда снег только припорошил улицы, а за ним яркие краски весны, тем меньше становился ледяной ком в моей груди, что сжимал меня изнутри, не давая вдохнуть, но заставляя думать о нехорошем. Определенно точно либо это место проклято, либо вся планета в целом Но потом мне вспомнились удивительные птицы, чьи перья были наполнены светом, и даже две Луны, раскинувшиеся неподалеку друг от друга – разве это не прекрасно? Быть может прав был Филипп, говоря, что я могу изменить свое мнение об этой планете, пожив на ней некоторое время?
Резко дернув головой, я отбросила наваждение и вновь уставилась на стол, где сиротливо лежал дневник, словно ожидая своего звездного часа. Глубоко вздохнув и собрав всю свою силу в кулак, я решительно приподнялась и взялась за дело. Пора было покончить хотя бы с этой тайной, а там можно будет разобраться и с остальными.
Первые страницы сильно пострадали из-за воздействия влаги и все, что удалось вытащить представляло жалкое зрелище. Пара отрывистых словосочетаний – вот и весь улов, но насколько я могу судить она описывала первые дни своего пребывания в качестве гостьи, жаль я не смогла прочесть какой из принцев пригласил ее. Честно признаться, не знаю зачем мне это понадобилось, но показалось важным уточнить, чтобы раз и навсегда поставить точку в моем увлечении Валентином. Было что-то в этом неправильное, ведь это знание непременно причинит еще большую боль, ведь тогда точно буду знать, что чувства взаимны и появились задолго до прибытия ее на эту планету, но поступить иначе просто не позволяла совесть.
И вот спустя страниц десять я прочла те самые заветные для себя строки:
«Его обжигающие губы коснулись моего плеча, и я проснулась. Это была наша первая ночь, когда он решил остаться. Я несказанно рада, словно мириады звезд взорвались в одно время, чтобы подарить нам эти мгновения счастья наполнив их любовью. Я знаю, что скорее всего после этого раза во мне зародиться жизнь, ведь мы так давно пытались, но не могу не думать, что его любовь ко мне угаснет на совсем, как только я подарю ему сына.»
Дальше читать не смогла, вновь откинувшись на спинку кресла, я закрыла глаза и постаралась унять свое сердцебиение, которое раздавалось у меня даже в ушах! Нет, я просто не смогу прочесть этот дневник до конца. Это немыслимо!
Вскочив с кресла, принялась расхаживать взад и вперед. Конечно еще раньше знала, что обжигающее чувство ревности вынуждает людей творить бесчинства, но с чего мне об этом печалиться?! Разве имела я хоть какое-то моральное право ревновать его, Валентина, к прошлому? Разве у меня не было прошлого? Разве я не любила пусть и безответно?