— Теперь на тебя можно смотреть. Садись. Я обработаю тебе спину. — Ответом было многозначительное молчание.
— Я могу сделать это сам. — Наконец произнес он.
— Правда? Тогда я бы хотела посмотреть на этот фокус. Ты можешь не волноваться. Ничего ужасного я тебе не сделаю. Я с детства умею обрабатывать все виды ран, насколько бы глубоки они ни были. У меня хорошие навыки.
— С самого детства? — Его взгляд резко изменился. В нем можно было прочесть гнев, а может даже ярость. Я не могла быть уверенной на сто процентов. Но мне стало впервые за долгое время страшно. Даже отец, способный на ужаснейшие поступки никогда не смотрел на меня таким взглядом. В большинстве случаях его глаза выражали либо глубокое призрение, либо безразличие. Что Дэй сейчас думает?
— Да…Я каждый раз лечила брата, когда он получал ранения. — Я не хотела этого говорить, но слова сами слетели с языка. Может и к лучшему. Надавить на жалость, расположить к себе. Так я быстрее получу его доверие.
— Ладно…. — Садясь на стоящую в дальнем углу кровать и стягивая верх одежды, ответил Дэй. — Другие места я обработаю сам. Прошу помоги только со спиной.
Дэй, почему же у тебе идеально не только твое милое, утонченное лицо, но и тело? Но ответ на поверхности, автор ищет в персонажах свой идеал. Проблема в том, что в этом мире очень много красивых мужчин. Все они красивы внешне, но ни все внутренне. Большинство из них так или иначе гнилые яблоки, над которыми собрался рой насекомых падких на тлеющий приторный аромат. Если бы ты достался не мне, то я бы отгрызла себе руки по локоть.
Ох, нет я была груба…. Так задумалась что надавила чуть сильнее, чем необходимо. Возможно, Дэй, из этой реальности пережил больше жестокости, чем в оригинальной истории. И все из — за меня.
— Больно, где сейчас я прошлась рукой? Это мазь имеет заживляющей эффект, но есть и минус — ты будешь чувствовать легкое покалывание. — Он ничего не ответил. — Говори, если станет больно. Я буду осторожнее. — Моя рука скользнуло вдоль раны опоясывающей его спину поперек, и остановилась на талии. — Мазь должна… — я не успела договорить. Дэй схватил меня за запястье.
— Хватит, дальше я сам.
— … впитаться, надо перевязать спину, чтобы не было заражения.
— Об остальном я позабочусь. Уходи.
— Но перевязка…Ее сложно будет сделать самому
— Прошу. Уйди.
— Хорошо. Но я не могу.
— Что?…
— Ты держишь меня за запястье. Мне больно.
Алексис
Похоже, Дэй не осознавал, как сейчас выглядит. Мгновение он, не моргая смотрел прямо на меня, а затем, спохватившись, ослабил руку и я вырвалась. Впервые за долгое время я вновь почувствовала себя пойманной, зажатой, как в темном углу коридора, где нет ни единого источника света. Меня пробила легкая дрожь. Надеюсь, Дэй не заметил эту слабость. Свет слишком тусклый, что бы увидеть такую мелочь. И почему именно сейчас меня накрыла волна воспоминаний?
В любом случае, я и так собиралась уходить. Но что с его настроением, он то спокоен, как удав, то провоцирует меня, смущая, да еще и в гнев впадает?! Хотя…. Это не удивительно. Человек находится в плену. Но еще мне показалось, Дэй стал менее бдителен. Какая бы причина этому не была, мне бы хотелось, что бы он и в будущем выказывал мне большее доверие. Это, как партия в шахматы, пожертвовав пешкой для быстрейшего развития. Вот, что мне сейчас необходимо. Хочу узнать твои дальнейшие действия Дэй Фиррэлиус.
— Завтра утром я пришлю лекаря. — В последующие дни я постараюсь избегать тебя. — В саквояже ты найдешь все необходимое.
От лица Дэя
Алексис ушла и в камере наступила звенящая тишина. Тогда я даже не поблагодарил ее, был так груб с человеком, который, похоже, искренне хотел помочь. О чем я думаю? Все время сопоставляю рассказы стариков, вешаю ярлык на человека. Да эти истории, правда, но могут ли они относиться ко всем из семьи Стайлес? Не могу быть в точности уверен в словах старейшин. И это больше всего раздражает. Чувство, как будто мое сознание это — зеркало, разлетевшееся на множество осколков. Невозможно все соединить воедино.
Ее кисть такая тонкая, а кожа очень нежная, сравнимая с шелковым полотном. Когда Алексис на мгновение отбросила свою маску жестокости, можно было увидеть, что на самом деле за ней скрывается хрупкая, ранимая девушка. Допускаю мысль, что таким образом она пытается выжить в аду. По — другому мне это место сложно описать. Но более всего меня разозлило, то, как спокойно, без каких либо эмоций она говорила, что у нее большой опыт в лечение ран. «Я каждый раз лечила брата, когда он получал ранения». Эти слова более всего меня разозлили. Хотя и не должны были задеть. Не хочу признавать, но в тот момент я почувствовал, некое подобие ревности к ее почившему брату. Ревность? Странно. О чем я думаю?