Шлеп!
— Ой! — ахнула я, не удержавшись, удивленная болью, прозвучавшей в моем голосе. Корбин говорил, что телесное наказание на меня не подействует, так почему же он делает это сейчас?
У меня не было времени на раздумья, потому что он продолжил экзекуцию.
— Это за угрозы, когда я приказал тебе быть вежливой.
Шлеп!
Снова его ладонь соприкоснулась с моей задницей, доставляя унизительную боль.
— Ой! Прекрати! — Яростно забрыкалась я, но он лишь усилил хватку. Краем глаза я заметила, как ухмылялась сука Селеста, и слегка улыбаясь, согласно кивал головой Родерик. Боже, то что они видели меня такой, стали свидетелями моей боли и унижения, когда Корбин перекинул меня через колено и отшлепал как маленькую девочку, стало последней каплей.
А Корбин еще не закончил.
— Это за то что заговорила не к месту, когда должна была молчать, — прорычал он, снова шлепая меня.
Шлеп!
Моя задница горела, и в этом не было ни черта эротичного. Все совсем не походило, на одну из тех сцен, в пикантных эротических романах, когда строгий мастер охаживает кнутом свою непослушную сабу, в то время как она тайно наслаждается болью и подчинением. Я не желала подчиняться Корбину, не так.
И, конечно, не желала делать это перед Родериком и Селестой. И последнее, но не менее важное, порка действительно причиняла боль. Полная решимости не разрыдаться, я ощущала, как горячие слезы жгут глаза. Боже, если он будет продолжать в том же духе, я месяц не смогу сидеть!
— Это за твое упрямство, что преднамеренно подвергла нас обоих опасности.
Шлеп!
Корбин продолжал говорить и шлепать, и через некоторое время я уже не понимала о чем он говрил. Лежала на его коленях, сжимая руки в кулаки, пока он мучил мою задницу, и едва сдерживала слезы. Это было так унизительно, так унизительно… особенно, когда я услышала смех Селесты.
Хоть я и не желала признаваться в этом, но было очень больно. Меня не шлепали со времен детства, и я забыла какую жгучую боль может принести порка. Мой отчим преподнес мне этот урок много лет назад, и я не ожидала что будучи взрослой переживу подобные унижения и муки.
Но хуже боли, оказалось чувство предательства. Я пустила Корбина к себе в сознание… и возможно, слегка, в свое сердце. До сих пор он относился ко мне как к равной, с уважением, как к той с кем можно считаться. А сейчас, я оказалась всего лишь непослушным ребенком на его коленях, которого нужно наказать для ее же блага. Это больно, так чертовски больно.
Внезапно плотину прорвало, и слезы ярости и боли потекли потоком вниз по щекам. Я до крови прикусила губу, но не смотря на мои отчаянные усилия сдержаться, хрипло всхлипнула. Затем еще раз, и еще. Корбин сразу же перевернул меня, и притянул в свои объятия.
— Все хорошо, Эддисон, — шептал он, поглаживая меня рукой по спине. — Все в порядке. Все будет хорошо.
Я хотела оттолкнуть его, но слишком ослабла. Вместо этого, я сжимала кулачками рубашку на его груди, чувствуя, что он сломал меня. Вот она я, сильная, всеми уважаемая Аудитор вампиров, без страха смотрящая кровососам в глаза, способная убить так же легко, как выключить свет, благодаря Корбину, превратившаяся в рыдающую истеричку.
— Я ненавижу тебя, — прошептала я ему в грудь, зная, что он прекрасно меня слышит. — Боже, как же я тебя ненавижу.
— Отличная работа, — расхохоталась Селеста. — Именно то, что заслужила эта человеческая выскочка.
— Признаю, хорошее шоу, — ответил Родерик. — Но еще ничего не закончено, Корбин. Завтра, когда я приеду инспектировать твое заведение, мы вновь поднимем этот вопрос. Пойдем, Селеста.
Я не слышала, как они ушли, просто внезапно в клубе стало пусто, так или иначе, вампиры исчезли. Затем раздались мягкие шуршащие шаги, должно быть, отправились восвояси «закуски», которых вампиры привели с собой.
Наконец, входная дверь клуба хлопнула последний раз, и мы с Корбином остались одни.
Глава 13
Я рванула свои трусики и платье, одни вверх, другое вниз, прикрывая свое раненное достоинство так как могла. Затем попыталась слезть с колен Корбина, но кто бы мне позволил, я слишком ослабела, а он чрезмерно силен.
— Эддисон… — Тихим и успокаивающим голосом позвал он, удерживая меня за руки нежной, но стальной хваткой.
— Отпусти меня, ты сукин сын. — В моем голосе все еще слышались слезы, и я не могла посмотреть ему в глаза. — Отпусти меня, ты достаточно натворил для одной ночи.
— Я сделал это чтобы спасти твою жизнь. — В его голосе прозвучали гнев и сожаление.