— Наверное, пока никак, — я старался не выдавать своего волнения, но голос все равно предательски дрожал.
— Никак, значит, никак. — Легко согласился Лас и снова зевнул. — Тогда, дружище, извини, угости меня сигареткой, если у тебя найдется, и пойду-ка я лучше отдыхать. — Лас никогда не ленился пройти лишний раз вверх-вниз шесть этажей по ступеньках, лишь бы попросить у меня закурить.
Дождавшись, пока за ним захлопнется дверь, я снова взглянул на шкатулку. Неужели ее вижу только я? Или это происки Сумрака и никакой шкатулки на само деле нет, а есть только жалкие галлюцинации бывшего Великого Иного? Я коснулся ее и легонько погладил слегка шершавую, в узорах, боковую стенку, на которой явно просматривалась вертикальная полоса. Точно такая же полоса была и на других трех стенках. Да нет же, вот она, вполне реальная! Я порылся в каталоге Киллоран, но никакая шкатулка в нем не значилась, а место на полке обозначалось как пустое. Получается, что она сама собой появилась здесь только в последнее время? Или наступил какой-нибудь условный час Х, когда она должна была проявиться? Но почему тогда ее никто не видит?
И вдруг я все понял. Лас не видел ее потому, что он Иной. По этой же причине ее не видели Саушкин в образе Киллоран, сама Киллоран и тот Антон Городецкий, который был Высшим магом. Почему-то только люди были способны увидеть ее и воспользоваться. Но снова возникал вопрос — почему и зачем?
Я слегка приоткрыл крышку, которая поддалась необычайно легко, как будто давно этого ожидала. Из образовавшейся щели показался мягкий голубой туман, он медленно выполз наружу и голубым светом окутал всю шкатулку. Я невольно отпрянул и насторожился, но больше ничего подозрительного не происходило, если не считать того, что крышка и дальше продолжала открываться. Заглянув во внутрь, я обнаружил, что она почти доверху заполнена какими-то бумагами. Я взял несколько верхних листочков. Это оказались записи князя Евгения Павловича Долгорукого, сделанные им летом 1854 года в городе Санкт-Петербурге. Он сообщает, что его дядя, Дмитрий Иванович Долгоруков, будучи полномочным министром в Персии с 1845 по 1854 год, по возвращению в Россию привез очень занимательную шкатулку и попросил его, своего племянника, сделать перевод бумаг, которые в ней находятся. Будучи знатоком арабского языка, он практически без труда перевел текст, написанный, как оказалось, великим арабским историком VIII века Абу-л-Мунзир Хишам ибн Мухаммад ибн ас-Са'иб ал-Калбиэтот, чьи исторические труды чрезвычайно ценились и сами по себе уже стоили немалых денег, но вот основной документ был написан на неизвестной ему разновидности арамейского языка, и никто из его знакомых лингвистов даже не знал, на какой. Текст же первого документа гласит следующее:
«Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!
В месяц Мухаррам год 48 от Хиджры случился черный мор недалеко от Куфы, но еще чернее было в самом городе. Тучи летучих мышей наполнили улицы, не давая пройти ни днем ни ночью, и очень удивительными были эти твари, потому что не боялись они нападать на горожан и пить их кровь. Стали опасаться люди из домов своих выходить, и продолжалось это до месяца Сафара, когда Аллах, да святится имя Его! прислал своего Великого Воина, который стал на центральной площади Куфы и прокричал громогласным голосом, чтобы жители все заперлись в домах своих и не разрешали никому чужому входить к ним в дом, и останутся тогда они живы, а он уничтожит всех, кто остался на улицах. Спрятались перепуганные горожане, и только в крошечные щели видели, как черная тьма надвинулась на площадь, и некоторые летучие твари вдруг начали превращаться в обнаженных людей, и это было страшно. Но лишь смеялся громогласно Великий Воин, и от смеха его рушилась темная стена и падали на колени его враги. Все павшие превращались в пыль, и, когда пал последний враг, поднял он смерч до небесных вершин, а затем забросил этот смерч в самую середину песчаной пустыни и каждую пылинку смешал с миллионом песчинок, которые рассеял затем по всей пустыне. И сказал Великий Воин кому-то невидимому: — А теперь попробуй, собери их! — и снова радостно засмеялся громогласным смехом.
С опасением выходили горожане из своих домов, очень медленно собирались они на площади вокруг Великого Воина. Но терпеливо ждал Он, пока они соберутся все, и лишь тогда начал речь свою.
— Сегодня повезло вам и городу вашему, потому что вовремя узнал я о вашей беде и успел спасти вас. Но не надейтесь, что они ушли навсегда! Эти твари как сорняк ползучий, их очень тяжело вывести, и они очень легко возрождаются. Запомните все — никогда не разрешайте незнакомому путнику входить в ваш дом, потому что получит он при этом власть над вами, но если уж вошел он непрошеный, то не страшен он вам, накормите и омойте ноги его, и спать уложите на лучшей постели вашей. Только робкий гость, который не посмеет войти в дом ваш без разрешения вашего, на самом деле страшнее самого свирепого дэва. Я не всегда смогу оберегать и спасать вас, в следующий раз я могу быть на тысячу дней пути от Кафы и надеяться вам придется только на самих себя. Но, во имя Аллаха, я оставлю вам эту шкатулку, и заклинание, заключенное в ней, сможет помочь вам в новой войне. Семь дней и семь ночей вам нужно будет молиться Аллаху и накладывать заклинание на избранного, который станет новым Великим Воином и снова спасет ваш город. Только мудрейший из мудрейших сможет прочесть это заклинание, и наложить печать на сердце самого достойного, который сможет его принять. Никто, кроме человека, не сможет заглянуть внутрь, никто, кроме вас, не сможет взять и сохранить эту шкатулку. — Он обвел взглядом толпу и подозвал мальчишку, отца отца отца моего, да будет мир ему!