— Чёртов хохол… — Пробурчал Савушкин и добавил: — Зато теперь можем выдержать месячную осаду. Не дай Бог, конечно…
В прихожую вошёл Гёза, как и разведчики, участвовавший в разгрузке машин. Аккуратно положив на паркет две винтовки, он промолвил:
— Кажется, всё. Моя машина пустая.
Савушкин кивнул.
— Мы вам очень благодарны, Гёза. — Помолчав, добавил: — Нам надо поговорить.
— Разумеется. Пройдёмте в гостиную, там будет удобнее.
— Хорошо. Лейтенант, заканчивайте с барахлом, распределите жилые помещения, пусть Костенко готовит ужин, а Чепрага включит рацию — время. — Повернувшись к венгру, коротко бросил: — Идёмте.
Как только они уселись в мягкие кресла у журнального столика из благородного палисандра — венгр произнёс:
— Вы можете жить здесь столько, сколько захотите. Но есть одно условие…
— Какое?
— Не надо этот дом использовать для… для вашей работы.
Савушкин усмехнулся.
— Вы думаете, что мы тут будем пытать пленных и опасаетесь, что кровь их забрызгает ваши драгоценные стенные панели из тиса?
Гёза вздрогнул, по его лицу скользнула тень брезгливого неприятия. Капитан, поняв, что переборщил — успокаивающе произнёс:
— Это гипербола. Не очень удачная шутка. Мы никогда так не делаем… Я обещаю вам, что работать мы будем вне дома и даже за пределами этого вашего городка… Как вы его называете?
— Шорокшар. Формально это отдельный город, но фактически это пригород Будапешта — Венгр, помолчав, промолвил: — Вы должны меня понять. Я не хочу иметь ничего общего с этой войной. Она мне отвратительна, как и большинству моих соотечественников. — Собравшись с мыслями, он продолжил: — Венгры были втянуты в эту авантюру — во многом из-за травмы Трианона[18]. Регент решил солидаризоваться с Рейхом — потому что надеялся, что таким образом мы вернем домой утраченные земли и нашу родню, вдруг ставшую иностранцами… — Гёза замолчал — было видно, что ему трудно даётся этот разговор. Но, пересилив себя, он продолжил: — Я не ищу оправданий нашему участию в походе на Советский Союз — я объясняю вам ситуацию. Вы, русские, имеете массу родственных народов — поляков, чехов, болгар; вас, славян, двести миллионов в Европе! Нас, венгров, было всего десять миллионов — и у нас нет родственных народов в Европе. Мы окружены славянами, румынами и немцами — с которыми у нас вообще нет ничего общего… А после Трианона венгров во вдруг ставшей крошечной Венгрии осталось всего семь миллионов… Вы меня понимаете?
Савушкин молча кивнул. Венгр продолжил:
— Никто не думал, что это настолько затянется и станет столь чудовищно кровавым. Сейчас бои идут в Альфёльде, в междуречье Тисы и Дуная, в боях гибнут венгры — наша родная кровь…
— Ну, умные предпочитают сдаться в плен…
Гёза кивнул.
— Да, я знаю. Но не стройте иллюзий — у вас здесь очень мало друзей. Да и те… — Инженер кивнул в сторону окна, за которым виднелась крыша роскошного «паккарда», — не венгры… Коммунистов у нас нет — во всяком случае, организованных. Да, рабочие вас ждут, и даже, может быть, поддержат — но это капля в море… Гонведы на фронте сдаются в плен — не потому, что хотят перейти на вашу сторону, они просто хотят жить… Не рассчитывайте на их помощь, они не будут воевать за вас, как это сделали словаки, поляки и румыны. Разве что коммунисты…
— А вы? — И Савушкин пытливо посмотрел на своего собеседника.
— Я помогаю вам, потому что дал слово человеку, спасшему мне жизнь. Я не испытываю к вам дружеских чувств, не являюсь поклонником вашей идеологии и не рассчитываю с вашим приходом сделать карьеру. Я инженер, я создаю электролампы, мне нравится моя работа — а остальное мне безразлично. Повторюсь, я не хочу ничего общего иметь с этой войной — но я не знаю, как её остановить…
— Гёза, я всё понял. Ваши взгляды на ситуацию мне понятны. У меня к вам есть ещё пара практических вопросов.
— Да, задавайте.
— Что у вас тут с полицией? Кто соседи?
Инженер усмехнулся.
— Сосед справа — биржевой маклер, бежал в Румынию, когда это ещё было можно. Он еврей, так что сами понимаете… Сейчас в его доме живет семья его экономки из Цегледа, венгры. Думаю, он как-то с ней договорился… Они для вас не представляют опасности — живут нелегально. Сосед слева — подполковник Моноштори, не знаю, кем он и где служит, знаю только, что его полк стоит на позициях у Вечеша, но он ночует дома…
18
Триано́нский ми́рный догово́р был заключён между странами-победительницами в Первой мировой войне и потерпевшей поражение Венгрией (как одной из стран-правопреемниц Австро-Венгрии). Подписан 4 июня 1920 года в Большом Трианонском дворце Версаля. Вступил в силу 26 июля 1921 года. Часть II договора (ст. 27–35) содержала описание границ Венгрии с соседними странами. Она юридически оформляла положение, фактически сложившееся в бассейне Дуная после войны. В результате была зафиксирована потеря Венгрией значительных территорий: Трансильвания и восточная часть Баната были присоединены к Румынии; Хорватия, Бачка и западная часть Баната вошли в состав Королевства Югославии; часть Мармароша, часть Угочи, часть Комарма, часть Нограда, часть Берега, Унг и Нитра (то есть Словакия и Карпатская Русь) вошли в состав Чехословакии. По сути, Венгрия лишилась 72 % территории и 64 % населения (в том числе 3 миллионов этнических венгров), выхода к морю и флота, 88 % лесных ресурсов, 83 % производства чугуна и 67 % банковско-кредитной системы.