Выбрать главу

Знал теперь, почему так наказан. На своей шкуре он должен был испытать всю боль и убитых и замученных по его приказу людей. И любую даже самую мучительную смерть был готов принять покорно и безмолвно.

Но пока, приговоренный к Высшей мере страданий, Джек должен вымолить прощение у Тома.

С той минуты, как он вспомнил все об Артуре Гулле, — волк поклялся стать верным стражем жизни и покоя его сына. Ночью и днем… Днем и ночью…

…Ночь была по-июльски душной. Почти все окна оставались распахнутыми настежь. Внезапно под окном послышался какой-то шорох…

Когда прохладный лунный свет над домом разлился и садом, уже знакомый силуэт перемахнул через ограду.

Дождавшись, пока луна на миг скроется за облаками, незванный гость пулей пересек лужайку перед особняком и, обогнув его, остановился…

Под Томом скрипнула кровать… Джек стал тихонько напевать куплеты старой колыбельной. И — под мотив ветров и скал — Том снова ровно задышал, сжав крестик в кулаке нательный.

Под кормою спит волна. Над кормой плывет луна. Всем на свете ночью светит одинаково она. Дремлют в шлюпке рыбаки. Спят на бриге моряки. Альбатросы спят и рыбы, и морские спят коньки. Баю-баюшки-баю. Хрипло песню я пою. Песню корабельную. Песню колыбельную… Лишь не ходят на постой: Подлость, Ненависть, Разбой. Ведь для промысла лихого — им полезен мрак ночной. Из-за них в ночи не спать, глаз бессонных не смыкать, Чтоб мальчишку от разбоя мне стеречь-оберегать…

Незнакомец прислушался, затем достал из-под рваного плаща свернутую в кольцо веревочную лестницу и, размахнувшись ею, набросил загодя связанную петлю на крюк, вбитый рядом с окном (когда-то здесь висел фонарь). Дернув несколько раз за конец веревки и убедившись в её надежности, Незнакомец, словно паук, стал взбираться по отвесной стене, подтягиваясь всего одной рукой. Тем не менее, весь путь от земли до окна был проделан им очень ловко.

Через минуту, полон сил, на подоконник он вскочил, в проеме черном появился, худой и жуткий, как скелет, неслышно спрыгнул на паркет и в Детской Тома очутился.

Однако, не успел Незнакомец ступить и шагу, как на него набросился Человековолк и, сбив с ног, навалился всем телом.

— Джек… это я… — прохрипел незваный гость.

Волк, весь дрожа от почти забытого ощущения борьбы, разжал запястья. Он всмотрелся в лицо Незнакомца. Фальшивая борода съехала набок…

— Дик?!! — Джек узнал эту злобную ухмылку.

Тот осклабился:

— Так-то ты встречаешь гостя!..

— Гость входит в дверь, — рассвирепел Волк. — К тому же — не по ночам.

Однорукий Дик ощупал свою шею и сказал:

— Срочное дело, Джек! Да и не люблю я званых визитов. — Он повернул голову к спящему Тому, убедился, что того не разбудила короткая и бесшумная схватка, и снова ухмыльнулся.

— Как ты нашел меня? — спросил его оборотень.

— Нет ничего проще: все газеты пишут о ярмарке в Кингс-Линне, где главной достопримечательностью будет двуногий волк. Вот я и смекнул, что это ты!..

Одной рукой Джек тут же прикрыл ему рот, а другой, схватив за шиворот, поволок в дальний угол комнаты и бросил на пол.

— Что за дело? — холодно поинтересовался он, готовый в любой миг вновь наброситься на врага.

С трудом отдышавшись, Дик ответил:

— Надеюсь, ты поймешь меня… Все так плохо, что хоть волком вой!.. Прости… я не имел в виду… Пришлось — не поверишь — затянуть туже ремень.

— Так бы сразу сказал, — усмехнулся Джек и достал из кармана несколько пенни. — Возьми и дуй отсюда!

На этот раз Дик не ухмылялся.

— Другой, может, и взял бы, но мне нужно куда больше. И, желательно, золотом.

— Так в чем же дело? — продолжал издеваться Джек. — Стань перед Лондонской тюрьмой! Не сомневаюсь, что твой вид любого заставит сунуть тебе в руку не меньше золотого соверена.

Бывший боцман проглотил и эту насмешку, лишь покачал головой:

— Вот жалость! А я-то думал, что встречу собрата! Аяяяй! Так и есть: болезнь основательно повыветрила твои мозги… Неужели ты позабыл, как я учил тебя жить?.. — спросил он проникновенно. — Как вместе праздновали победу! Как делили добычу?! Неужели не помнишь?!.. Вот номер-то!.. Забыть наши песни, наши убийственные веселья!..

Джек мучительно заскрипел зубами:

— Если бы я мог забыть! Особенно то — последнее…

Дик понял его по-своему и заторопился оправдаться:

— Не смотри на меня так… Перед тобой я чист. Я не отправил тебя на тот свет, хотя, поверь, было очень нелегко оставить жить Кровавого Джека. Ты же помнишь нашу команду: одни убийцы и подонки!.. Они и меня заставили бежать с корабля… Как крысу!.. — Он скорчил глупую гримасу. — Подайте бывшему пирату! Приютите бывшего палача!.. — Дик истерично расхохотался. Да, я палач! И не отрицаю этого! Мои руки в крови по локоть! Но ты, Огрызок, куда опасней! Потому что теперь хочешь быть чистеньким! Нет! Не выйдет! Каждого из нас ждет своя участь. Кого — виселица, кого каменоломня, кому вырвут язык, а кому и голову отрежут!.. А все-таки я благодарен (кому вот только — Богу или Дьяволу?), что мы оба с тобой родились в рубашках. Да-да! Оба! И, заметь, — не в смирительных!.. Ну, довольно размолвок!.. К делу! — И он вновь обернулся на спящего Тома. Хороший мальчик!.. Знаешь, Джек, какой толк в таких людях, как твоя Графиня?.. — Дик ухмыльнулся во весь рот: — Ты у него теперь в няньках, что ли? Это очень кстати! — и пристально всмотрелся в лицо Тома. — Ишь, гладкий какой!