Как говорится, ты это придумал — ты и будешь выполнять, тебя же и накажут, если сделаешь неправильно. Со мной такое было — жизнь наказывала за инициативу, за то, что придумал. Но придумывать я никогда не переставал.
Если говорить о вехах, то решающим толчком в моей карьере государственного служащего стала именно идея, с которой я пришел. Идея была большая, важная: как сделать так, чтобы механизм сбора налогов с украинского бизнеса заработал.
Идею я предложил, когда государственная казна оказалась пустой. Идея основывалась на системном анализе ситуации — и ее приняли на самом верху, вполне логично сказав, раз я всё так замечательно придумал, мне и выполнять.
И я начал — и казна быстро наполнилась, потому что в результате реализации моей концепции были отсечены главные каналы утечки налоговых поступлений от большого бизнеса.
Сергей Хелемендик:
А как большой бизнес отнесся к этим вашим начинаниям?
Виталий Захарченко:
Думаю, без особой радости, но поставленная цель была достигнута. Это к вопросу о работе и ее месте в жизни: если бы я не работал эффективно много лет, то не смог бы ни предложить такое решение, ни тем более его осуществить.
Вообще, идеи бывают разные — хорошие, плохие; вся наша жизнь, если задуматься, это идеи и ничего больше.
У меня идеи стать министром не было. Но была цель служить государству и народу, основанная на другой идее, по-моему, бесспорной — государство прежде всего должно служить народу. Это звучит старомодно, консервативно, многие считают, что государство вообще давно заменили корпорации, что в мире господствует корпоратократия.
Я не думаю, что это так, а если это в чем-то и так или уже во многом так, то это плохая идея. Потому что государство как форма общественного устройства, организация жизни народов и цивилизаций насчитывает тысячи лет, а корпорации возникли буквально вчера, и, может быть, завтра их не будет. В том виде, в каком они существуют сейчас, их точно не будет, это гибельный путь.
Сергей Хелемендик:
Значит, вы государственник?
Виталий Захарченко:
Именно так. Это хорошее слово, хотя я больше привык к слову «управленец», оно мне ближе.
После переворота на майдане не только я, не только Украина, весь мир видит, что получается, когда государство разваливается.
Каким бы несовершенным оно ни было, сколько бы сейчас ни называли Украину несостоявшимся государством, но украинское государство было. Главное — Украина жила мирно.
И если уж говорить о философии, то государство отрицают на корню только анархисты, а это совершенно маргинальное направление. Они пытаются отрицать нечто объективно существующее, а именно — власть, и вместе с властью отрицают и государство.
Сергей Хелемендик:
Какое значение сегодня для вас имеют события, которым посвящена эта книга, с точки зрения истории вашей жизни? Они вас как-то изменили? Говорят, то, что тебя не убьет, сделает тебя сильнее. Вы стали сильнее после того, что пережили?
Виталий Захарченко:
Да, стал. И дело не просто в том, что я пережил пограничную ситуацию, когда под угрозой оказались и моя жизнь, и жизни друзей и близких.
То, что я скажу сейчас, выглядит, возможно, не совсем логично, потому что мы проиграли этот бой и все, что происходит теперь на Украине, для меня окрашено в трагические тона. Но я чувствую, что был прав. Мы не обязаны были проиграть.
Я не только так думаю, я чувствую, а это больше, чем думать. Развитие дальнейших событий, все то, что открылось и еще будет открываться после майдана, показывает, что мы шли в правильном направлении. Мы — это все те, кто действительно стремился предотвратить катастрофу, и нас было много.
Хотя признаюсь: представить себе, что эта катастрофа будет такой страшной, я тогда не мог, и думаю, не мог никто.
Я старался остановить переворот как государственник, как патриот, как солдат, воин и делал для этого все, что мог. Делал не только я — так же вели себя тысячи наших соратников. Другой вопрос, что спасти Украину не получилось, но я был и остаюсь на правильной стороне.
Сергей Хелемендик:
Есть ли у вас ощущение, что в феврале 2014 года ваша жизнь как бы разделилась на две части — до майдана и после него?
Виталий Захарченко:
Не совсем так. Конечно, это было потрясение, перелом. Конечно, я никогда не забуду, как, прибыв в Донецк, готовый бороться с путчистами всеми средствами, я услышал, что теперь есть новая задача — выдвигаться в Крым.