— И что, принесет? — ухмыльнулся Максим. Чувствовать себя каким-то рабовладельцем было непривычно, но отвращение к девушке ничуть не уменьшалось.
— Сколько сможет — принесет. А за недобор — бей. Или не бей. Или убей. Твое дело. Теперь ты ей заместо отца по сути. Не хочешь сам жениться (и, откровенно, все же бы не советовал), так замуж выдай. Как на приданное заработает. Если ты ей его, приданное, сам не подаришь. С ее нынешней биографией — не меньше сотни серебрушек. Но пристроить ее надобно. Иначе нельзя. Если совсем серьезно, то она не может не уметь шить, вышивать, убирать помещения, готовить, или, хотя бы помогать повару, стирать, да и скотина в городе при больших дворах имеется, деревенскую охотно возьмут. Сам думай.
— Извини, но я спать.
— Да пожалуйста. Но с ней то что делать хоть можешь решить?
— Это несложно. В бордель.
Когда Максим вернулся в свою "камеру", он просто рухнул на кровать и уснул. Все это было для него как-то слишком.
Проснувшись, Макс обнаружил в комнате обещанное зеркало, прислоненное к стене. Большое, в полный его рост. Шипя на колючесть пола, он подошел и смог, наконец себя рассмотреть. Увиденное не слишком понравилось. Высокий, но очень худой, впавшие глаза, какая-то рахитичность облика.
"Да, запустил себя дядя Максим. Что Лена могла найти вот в этом? Кошмар", — грустно признался себе Макс. "С этим мордоворотом сравнить… да лучше и не сравнивать. Кстати, а что же он не зовет?"
Максим проковылял до двери и вышел. Солнце привычно ударило по глазам. За эти дни погода не менялась, Макс подумал, что не видел еще ни облачка. Ивана было не видать, и он стал прогуливаться по площадке, считая "камеры" окружающие ее. Их было двадцать четыре, то есть было двадцать четыре двери, стояли они плотно и высота помещений не давала рассмотреть ничего далее, создавая свой замкнутый мир.
— Откуда же появляется "дядька"? — Подумалось вслух.
— Оттуда, — раздался негромкий незнакомый голос.
Максим резко повернулся. Шагах в десяти от него стоял человек средних лет, смуглого цвета лица, с пытливым взглядом. Одеяние незнакомца состояло из окутывающей накидки белого цвета, на ногах — грубо сделанные сандалии. В руках человек держал посох с навершием из зеленого камня. Посох. Максим впился в него глазами.
— Маг? — Бросил он одним словом.
— Маг. — Не стал отрицать незнакомец. — Самуил. Третий ранг.
— Максим. Голый человек. Но с палкой.
— Да, наслышан, — улыбнулся маг, — голый, наглый, глупый, да еще с магией. Обезьяна с гранатой.
— У вас здесь еще и гранаты есть? — Максим решил не удивляться ничему, следуя правилу Горация, и просто поддерживать странный разговор. — А я думал, что магия и порох несовместимы.
— Не знаю, что такое порох, но гранаты у нас, именно у нас, Максим, есть. Речь, однако, о том, что вы сами представляете проблему не меньшую, чем граната в руках существа не представляющего как ей пользоваться, и думающего, что это лишь игрушка.
— Что вы хотите от меня, Самуил? — Максим решил проявить вежливость, — и где Иван?
— Вы о своем дуболоме-тренере? — Маг рассмеялся, обнажив крепкие белые зубы, — он занят, как и всегда, тем, что наставляет подобных вам. Вскоре Иван к нам присоединится, но сперва мне бы хотелось поговорить с вами один на один. Вы позволите?
— Разумеется, — Макс пожал плечами, — мне и самому интересно пообщаться с кем-нибудь поинтереснее моего глубокоуважаемого наставника по размахиванию дубиной. Что вы хотели бы узнать?
— Я хотел бы узнать то, что знаете вы, Максим, — мягко улыбнулся Самуил. — Например, отдаете ли вы себе отчет кто вы и где находитесь? Что за мир нас окружает? Каковы его правила? История? Прошлое, настоящее и будущее? Или не отдаете? Иван описал вас как человека равнодушного и малоинтересующегося, так, будто вам все равно. Словно вам нравится быть дурачком, и даже бравировать этим. Одновременно, все же, вы определенно не глупец, иначе Магия не выбрала бы вас. Потому не вполне ясное поведение ваше и вызывает первый вопрос. Кто вы?
Максим задумался.
— Кто же я… — начал он, — обыкновенный человек. Жил себе и жил. По пьяной лавочке что-то случилось, не знаю что именно, но голоса и видения странные, уверяют будто я в коме лежу, без сознания. Одновременно я здесь. И где это — не представляю. Мне кажется, все здесь мое воображение, и потому уд, извините, сложно воспринимать это, и вас тоже, всерьез. Ну какая еще магия? — Макс улыбнулся, — Материалист я. В то что повредил голову — верю. Вот и мерещится всякое. Хоть и очень натуралистичное, должен признать, не знаю уж, гордиться ли мне силой своего воображения или ругать его.