— А не кажется ли вам, мои мудрые наставники, что вся, или, лучше сказать, большая часть ваших выводов основана на произнесенной мною фамилии?
— Именно так.
— Так вот. Вы не сердитесь сильно, уважаемый Самуил, но вы упрекаете меня в непонятливости, однако же и сами плохо слушали меня. Я назвал свое имя из той жизни, что я помню. Из иного мира, если угодно. И имя мое сомое обыкновенное, как и сам я — самый обыкновенный. Не дворянин, и тем более не аристократ. — Максим постарался изобразить обезоруживающую улыбку закатившему глаза Ивану.
Самуил ничуть не рассердился.
— Ваше неверие делает вам честь, юноша. Конечно же я верю вам. Верю, что вы говорите именно то, что считаете правдой, и именно это в вас мне импонирует. Вам, "человеку обыкновенному", по вашим словам, заявляют, что человек вы не вполне обыкновенный. Вам предоствляют доказательства, как силой логики, так и попросту факты, ведь вам кажется, будто вы жили никогда не используя магию, в неком мире, где ее нет вовсе. Однако же именно вы использовали ее, и не раз, как средство излечения и нанесения ущерба. И все равно не верите. Но я вам докажу.
— Сделайте одолжение.
— Сделаю, — кивнул маг, — именно одолжение. Насколько я могу понять, все дело лишь в том, что некие "свои" воспоминания вы воспринимаете за реальность, а других воспоминаний у вас нет. Они стерты.
— Пусть так. И что вы предлагаете — написать мне в голову стертое вновь?
— Почти. Дело в том, что само понятие "стертая память" условна. Так говорят. На деле же блокируется некая часть памяти. Если действительно стереть память, а такое возможно, то подопытный превратится в пускающего слюни дурачка, не помнящего ровным счетом ничего. Это явно не ваш случай. Я предлагаю вам посмотреть на то, что именно вам блокировали так же, как смотрят на закрытую дверь. Немного потрясти ее ручку, поглядеть сильно ли заколочено, поискать глазок… Я хочу попытаться помочь разыскать хоть что-то, что могло бы вас поколебать в вашей настойчивости. Согласитесь — очень уж странно блокировать не часть памяти, а все события целиком, начиная от детских воспоминаний, и при этом не затронуть ни способность к речи, ни к рациональному, пусть и не всегда, мышлению. Логично было бы и впрямь сделать из вас идиота, раз кому-то захотелось столь полно лишить вас памяти, но этого не сделано. Наоборот, мастер, а это мог лишь действительный мастер, выбрал чрезвычацно сложный путь, заблокировав память, но не заблокировав способности. Да и заблокировав ли?
— Что вы хотите сказать? Я теряю ход вашей мысли.
— Вспышка магии в критический момент, вот что. Вы понимаете, магия не что-то извне, это внутреннее содержание, а использование ее неразрывно связано не только лишь со способностями, но и знаниями человека. Как и многое другое, естественно. Как возможно применить то, чего не знаешь? Никак. Вывод — часть блокировки слетела в момент кризиса, не повредив при этом вам. И это еще больше говорит об уровне работы мастера. Или он неумеха, и сделал все тяп-ляп, или же наоборот, работа столь тонкая, что остается позавидовать.
— От меня что требуется? — Максим пожал плечами. Не хотелось себе в этом признаваться, но режим "мне все равно" давал сбой. Природное любопытство желало знать что-то новое, да и игра постепенно захватывала, оказываясь не столь бестолковой как казалась вначале.
— Сущие пустяки. Я дам вам напиток. Не слишком приятное на вкус… Хотя вы и не такое употребляете. Вы примете его когда будете ложиться спать. Вас посетят видения. Хотя бы понадеемся на это. Они и будут частью вашей памяти, куски, с которых блокировка слетела. Надеюсь.
— Видения? Вы говорите "видения", и желаете, чтобы я сон посчитал за реальность?
— Именно. Вы сами убедитесь, если вск пройдет так, как я думаю.
— А почему вы сами каким-нибудь образом не залезете мне в голову, да не посмотрите на эту "дверь"? Что, опять чушь сказал?
— Есть такое. Иван вас заждался, кстати. Домыслы домыслами, но занятия никто не отменял.
Когда Максим ввалился в свою "камеру", то "видения" были последним чего он желал. Проходя мимо зеркала парень только скривился, очень уж изможденным показалось собственное отражение. А ведь зеркало еще и полнит! Макс рухнул на кровать. В глазах щипало и становилось даже больно. Он зажмурился и слегка надавил пальцами на глазные яблоки. Помогло. Предстоящее пугало, но он понимал, что не найдет в себе сил отказаться. Новая реальность все больше заявляла свои права, и Максим был близок к тому моменту отчаяния, когда человек делает то, что от него хотят, но с добавлением некой бесшабашной смелости, маскирующей пооажение от самого себя. Наконец он дозрел.