— Слева! Слева! — вдруг заорал Эгрик. — К нам заходят в тыл!
Я пригнулся и осторожно выглянул из-под щита туда, где Эфа, отбросив лук, отчаянно дрался мечом и щитом. На земле лежали два убитых уэссексца. Валлийцы напирали на наше левое крыло, оттесняя его назад. Еще немного, и они ударят нам в спину. Тогда все будет кончено.
— Ворон! — крикнул Пенда, рассекая мечом лицо врага. — Ты сможешь продержаться?
Он выставил свой щит в освободившееся пространство, и его соседи тоже с ревом шагнули вперед. Меня охватил безотчетный ужас. Я видел, что в наших боевых порядках появлялось все больше брешей. Но натиск Пенды вселил в нас мужество. Все уэссексцы рванулись в атаку, стараясь не отстать от своих товарищей.
— Ты сможешь продержаться? — снова крикнул Пенда.
Его глаза обезумели, налились кровью, рот оскалился в хищной гримасе.
Я заморгал, пытаясь смахнуть щиплющий пот, кивнул, шагнул вперед и крикнул:
— Погоним ублюдков к их сучкам!
Пенда покинул строй, увлекая за собой еще одного уэссексца, чтобы отразить натиск врага на левом крыле. Через мгновение он уже рубил направо и налево, прирожденный воин, стремительный, сильный и опытный, к тому же охваченный безумием, — вестник смерти. Однако без Пенды в сердце строя боевой дух уэссексцев оказался надломлен. Под напором валлийцев мы неудержимо пятились назад.
На меня со всех сторон обрушились удары, поскольку хорошие доспехи выдавали во мне знатного воина. Меч отскочил от шлема и ударил меня в плечо, копье, проскочившее под щитами, воткнулось в голень. Я взревел от боли и ярости, выплескивая чистую злость, поднявшуюся на поверхность после того, как она столько времени оставалась на привязи в размеренном ритме боя.
Мы ничем не могли помочь тем своим товарищам, которые падали на землю. Они были мертвы. Нам оставалось только отступать неровной линией, сомкнув щиты и опустив головы. Нас оттеснили к знамени олдермена Эльдреда с бегущим оленем. Я выругался, увидев, как волна валлийцев захлестнула зеленое полотнище.
Эгрик, стоявший рядом со мной, подался вперед и протянул руку, словно надеялся, что знамя само прилетит к нему.
— Не надо, Эгрик, — прорычал я, погружая меч в живот валлийца.
Копье я уже давно потерял. Вдруг мне в лицо ударила горячая кровь. Отсеченная рука Эгрика скрылась среди ног, топчущихся на одном месте. Валлиец с криком обрушил секиру на череп бедняги, и даже сквозь шум боя я услышал жуткий хруст ломающихся костей.
Если вы сейчас спросите меня, как выжить в бою, то я отвечу, что все зависит от ног, от того, смогут ли они унести вас подальше от побоища, чтобы вы могли спокойно трахать свою женщину, растить замечательных детей и мирно жить до преклонных лет. Но если вы вынуждены драться, любите кровопролитие или у вас нет выбора, тогда я скажу, что лучше всего надеть шлем. Не кожаную шапочку вроде той, что в тот день смешалась с мозгами Эгрика у стен Карн-Диффрина, а настоящий шлем, сработанный из прочной стали.
Воин, стоявший справа от меня, упал. Мой щит содрогнулся от страшного удара, рванувшего мышцы левого плеча и разлившегося обжигающей болью по всей руке. С огромным трудом мне удалось удержать щит, но тут на него обрушился новый удар, затем еще один. Я выронил меч, схватил обеими руками щит, от которого отлетали щепки, и попятился назад вместе с остальными уэссексцами. Видит Тир, бог войны, в тот момент с нами все было кончено. Наш строй рассыпался. Началась настоящая бойня.
Я навалился плечом на щит и обрушил железную набойку на врага, затем с диким криком швырнул его ему в лицо и нагнулся, чтобы подобрать меч. Я хотел умереть с клинком в руке, чтобы валькирии отнесли меня в зал Одина. Но валлиец ударил меня в лицо палицей, и я рухнул на землю, ослепленный белыми искрами, пляшущими перед глазами.
— Вставай, парень! — послышался чей-то крик.
Сквозь кровавую пелену я различил Пенду, стоявшего надо мной и бешено рубившего направо и налево. Дружинник разил наповал всех, кто подходил к нему слишком близко. Он потерял шлем, его короткие волосы торчали свирепой щетиной. Пенда насквозь промок от крови.
— Поднимайся на ноги, Ворон! Все будет кончено только тогда, когда я скажу! Ты меня слышишь? Грязный выродок, языческий сын козла! Поднимайся живо!
Вся трава вокруг нас была залита кровью и усеяна телами убитых уэссексцев, но были еще и те, кто оставался в живых. Они сражались каждым вздохом, обжигающим легкие, каждым вопящим от напряжения сухожилием, но не ради славы или Уэссекса. Жизнь — это все, что есть у человека. Он никому не позволит отнять ее, пока у него есть силы сражаться.