— Умри, ублюдок язычник!
Какой-то скандинав судорожно дернулся, получив стрелу в плечо. Я достал из колчана новую, заметив, как кузнец Сивард пошатнулся и с криком упал лицом вперед, сжимая копье, торчащее из живота. Я выпустил вторую стрелу, но она пролетела мимо. Когда я снова натянул лук, тетива лопнула и больно хлестнула меня по лбу.
Скандинав, которого я поразил, двинулся на меня, не обращая внимания на кровь, вытекающую сквозь звенья кольчуги. Я шагнул ему навстречу и попытался ударить луком в лицо, но он перехватил эту изогнутую палку, вырвал ее у меня из рук и врезал мне кулаком в подбородок. Я упал лицом в зловонную грязь, но успел увидеть, как скандинав повалил старика Эльхстана и с размаха пнул его ногой.
Вскоре все было кончено. Лишь один норвежец был убит, но все те шестнадцать селян, что им противостояли, лежали на земле в лужах собственной крови. Скандинавы быстро прикончили раненых, оставив в живых только Гриффина. Его волоком протащили по грязи к воину с проницательным взглядом и застежкой в виде волчьей головы. Да, именно к Сигурду.
— Ты умрешь, но прежде увидишь, как твою деревню поглотит огонь, — прорычал ярл, указывая на дома, над соломенными крышами которых поднимался дым очагов, словно начинался еще один совершенно обыкновенный день. — Даже в загробной жизни ты будешь помнить о том, что навлек смерть на своих людей.
— Пусть дьявол помочится тебе в череп, — с трудом выдавил Гриффин.
Кожа, содранная вместе с волосами, лоскутом свисала с его головы. Под ней виднелись проломленные кости черепа. Струйки крови нитями паутины стекали по лицу раненого и срывались каплями с короткой бородки. Однако тело бывшего воина упрямо отказывалось умирать.
— Придет Судный день, и ты станешь молить Христа о прощении, — хрипло пригрозил он. — Клянусь, что так будет! — Доблестный Гриффин улыбнулся, произнося эти слова.
Сигурд рассмеялся и ответил:
— Ваш Белый Христос слаб. Это бог женщин. Говорят, он благоволит трусам и шлюхам.
Остальные язычники закивали. Некоторые из них вытирали лезвия своих мечей о трупы.
— Тебя нельзя назвать слабым, англичанин, — продолжал Сигурд. — Сегодня ты убил великого воина.
Ярл нахмурился и бросил взгляд на мертвого скандинава, который без кольчуги выглядел ничуть не более свирепым, чем обычный молодой парень из Эбботсенда, если не считать многочисленных шрамов, покрывавших его белую кожу.
— Почему ты идешь за вашим Белым Христом, англичанин? — спросил он.
Отяжелевшие веки Гриффина опустились. Мне хотелось верить, что он лишился чувств.
Предводитель скандинавов пожал плечами и заявил:
— Я отдаю тебя Одину, чтобы после смерти ты увидел истинного бога, который заставляет врагов в разгар битвы бросать оружие и с позором бежать к своим женщинам.
После этого Сигурд приказал своим людям обыскать дома и забрать все, что только можно. Ярл напомнил, что ценности могут быть припрятаны в пепле, в горшках и даже в соломе. Язычники действовали расторопно, опасаясь прибытия местного магистрата. Они начали таскать мешочки с монетами, инструменты, ткани, оружие, копченую свинину и ягнятину через холмы к своим кораблям.
Крики слышались очень редко. Почти все женщины скрылись в лесу и еще не знали о гибели мужчин. Я видел, как был убит отец Алвунны, но знал, что и у нее самой, и у ее матери хватило ума бежать из деревни. Бедная девчонка!.. Но я никогда не был в нее влюблен, как, впрочем, и она в меня.
Я опустился на корточки рядом с Эльхстаном и ждал, когда же язычники обратят на нас внимание. Тогда они убьют меня и старика вместе с Гриффином. Я провел рукой по рассеченной губе, увидел алую кровь и понял, что больше не дрожу. Беспощадная бойня, свидетелем которой я стал, излечила меня от страха. Я стиснул зубы. Пусть Гриффин презирает меня за трусливый поступок, но он все-таки не увидит, как я молю о пощаде.
Скандинавы собрали сухие дрова и сложили погребальный костер, на который поместили тело воина, убитого Гриффином. Один из них взял меч и начертил на земле круг, затем схватил охотника за окровавленные волосы и втащил туда. В раненом едва теплилась жизнь. Первая соломенная крыша вспыхнула трескучими языками пламени, погребальный костер тоже занялся огнем. Старый седобородый воин, в косы которого были вплетены кости, начал громким голосом призывать богов.
На старом ясене закаркал ворон, жадно дергая головой, наблюдая за деяниями людей. Я понял, что это та самая птица, которая встретилась мне вчера на рассвете у сторожевой башни на берегу. Ворон разинул здоровенный клюв и встопорщил перья на шее, ощетинившиеся острыми иглами. Я оглянулся на Гриффина, и желудок выдавил мне в горло теплую рвоту.