Часть I
СВОБОДНЫЕ
I
ОТГОЛОСКИ
Корабль безмолвствовал, пока она шла по паутине его коридоров
По проходам из черного железа блуждало, словно призрак, не отсутствие звука, а скорее некое самостоятельное присутствие. С того момента, как «Завет крови» последний раз двигался с включенным питанием, прошло три дня. Теперь же он плыл в космосе по инерции, его палубы были холодны, а двигатели еще холоднее. Охота — так они называли это на своем шепчущем языке. Призрачное скольжение в пустоте, приближение к цели в лишенном энергии безмолвии, незримо и неслышимо для всех. Охота.
Октавия называла это ожиданием. Ничто другое не было для навигатора столь томительным. Корпус все еще поскрипывал, пока успокаивалась потревоженная сталь, но издаваемые экипажем звуки были еще более приглушенными, чем раньше. Их оставалось так мало.
Когда она вышла из комнаты, за ней по пятам последовал один из ее слуг. Он представлял собой неряшливое закутанное в мантию существо, более половины его сгорбленного тела заменяла грубая бионика.
— Хозяйка, — снова и снова шептал он. — Хозяйка, хозяйка. Да. Хозяйка. Я иду за хозяйкой. — Не похоже было, что он способен говорить громче, чем шепотом.
Октавия приучалась не обращать внимания на надоедливых созданий. Этот был одним из наиболее уродливых среди группы прислуживавших ей аугментированных мужчин и женщин. Он доставал ей только до плеча, а глаза были зашиты толстыми и грубыми нитками. Каким бы модификациям не подверглось его тело, они жужжали, щелкали и тикали, пока он двигался скачущей походкой горбуна.
— Хозяйка. Служу хозяйке. Защищаю хозяйку. Да. Все это.
Существо разглядывало ее безглазым лицом, глядя вверх и видя ее способом, который ей вряд ли хотелось понимать. Странно, но оно выглядело преисполненным надежды. Казалось, ему хочется похвалы за шарканье возле нее и периодические столкновения со стенами.
— Заткнись, — сказала она ему, что было довольно вежливо, принимая во внимание обстоятельства.
— Да, — согласился сгорбленный человек. — Да, хозяйка. Тишина для хозяйки. Да. Тишина сейчас же.
Ну, попытаться стоило.
— Пожалуйста, иди назад в комнату, — произнесла она и даже мило улыбнулась. — Я скоро вернусь.
— Нет, хозяйка. Должен идти за хозяйкой.
Она ответила неподобающим леди фырканьем, и их башмаки продолжили лязгать по полу коридора. Когда они вошли в секцию корпуса, сделанную из полированной стали, с ними вместе зашагали их изображения. Октавия не удержалась и бросила на себя взгляд, хотя и знала, что увиденное ей не понравится.
Неопрятные черные волосы, путаница которых лишь наполовину укрощена потрепанным хвостиком. Лишенная загара бледная нездоровая кожа. На челюсти был потускневший синяк. Она не могла припомнить, откуда он взялся. Изорванная одежда вымазана маслом и обычной для палубы грязью, грубая ткань выкрашена в синий цвет полуночного неба родной Терры. Будь одеяние более аккуратным, получилась бы униформа: нестиранное и мешковатое облачение корабельной касты рабов, свисающее с ее стройной фигуры.
— Ну просто картинка, — упрекнула она собственное неряшливое отражение.
— Спасибо, хозяйка.
— Да не ты.
Казалось, что горбун на какое-то мгновение задумался над этим.
— Ох.
Никаких дальнейших комментариев не последовало из-за раздавшегося вдалеке приглушенного плача. Человеческая эмоция, беспомощность без малейшей примеси злобы. Девочка. Звук странным образом доносился по коридору, отдаваясь от металлических стен.
Октавия ощутила на коже покалывание. Она уставилась в коридор, вглядываясь во мрак, куда еле-еле могла проникнуть ее переносная лампа. Луч света метнулся влево и вправо, тыкаясь во тьму слабым освещением. Результатом поисков оказывались только голые металлические стены, пока свет не перестал доставать в глубину темного коридора.
— Только не опять, — прошептала она, а затем нерешительно окликнула. Никакого ответа.
— Привет? — снова попыталась она.
Плач девочки прекратился, стихая под отзвуки голоса Октавии.
— Привет, хозяйка.
— Да заткнись ты.
— Да, хозяйка.
Она сглотнула, и в горле что-то тихо щелкнуло. На корабле не было детей. Больше не было. Октавия потянулась к ручному воксу и почти нажала руну вызова. Но какой смысл? Септима не было на корабле. Он отсутствовал уже почти два месяца, оставив ее одну.
Октавия щелкнула пальцами… слуге? Рабу? Вещи.
Он повернул к ней слепые глаза. Было выше ее понимания, как ему удавалось с обожанием глядеть наглухо зашитыми глазами.
— Иди, — произнесла она.
— Да, хозяйка.
— Ты ведь это слышал, да? Девочку?
— Нет, хозяйка.
Она повела его за собой, оставив комнату далеко позади. Пока они шли, он перебирал грязные бинты, которыми были обмотаны его руки, однако более ничего не говорил. Иногда по костям корпуса проносился звук из глубины корабля. Бряцанье инструментов механика или лязг шагов несколькими палубами выше. Периодически она слышала бормочущие голоса, шипевшие на языке убийц. С момента пленения она пыталась выучить хотя бы основы нострамского. На слух он звучал одновременно соблазнительно и медоточиво. Но учить его было совсем другим делом. По своей сути нострамский был настоящим кошмаром из сложных слов и путаных формулировок, которые вообще были едва связаны с готиком. Невзирая на приятные похвалы Септима, она подозревала, что произносит все неправильно, и была вполне уверена, что словарным запасом, которым она овладела, вряд ли стал бы гордиться даже особенно тупой ребенок.
Они шли во мраке, приближаясь к концу прохода. Впереди, во мраке, где коридор разветвлялся на перекрестке, из одного прохода в другой метнулась фигура. Она перебежала дорогу — слишком маленькая и хрупкая, чтобы принадлежать взрослому, крошечная даже для развалин вроде ее слуги. На глаза попалось размытое синее одеяние, а затем фигурка исчезла. Октавия слышала, как по другому коридору удаляются тихие и частые шажки.
Ей снова послышался детский плач — тихое хныканье пытающегося скрыть боль ребенка.
— Эй?
— Ashilla sorsollun, ashilla uthullun, — отозвалась маленькая девочка, и звук убегающих шагов смолк.
— Думаю, я вернусь в свою комнату, — тихо проговорила Октавия.
II
СТАНЦИЯ "ГАНГ"
Осколок полуночи скользил на мертвых двигателях, ничто не выдавало его присутствия.
Планета вращалась в пустоте, ее лишенный облаков лик состоял из серого камня и безжизненных континентов. Даже необученным глазам хватило бы одного лишь взгляда на скалу, чтобы разглядеть ее потенциал, но не для взращивания жизни, а для питания промышленности драгоценной рудой.
Единственное свидетельство присутствия людей висело на орбите: громадная платформа цвета бронзы, протягивавшая в пустоту свободные причальные рукава. По всей длине корпуса было выведено по трафарету слово на имперском готике: ГАНГ.
Осколок полуночи подплыл еще ближе, оставаясь столь же невидимым для звездных сканеров, как и для невооруженного глаза. Машина внутри похожего на клинок корпуса начала издавать визг.
Марук рухнул на диван, больше всего желая просто перестать шевелиться. Несколько мгновений этого было более, чем достаточно. Он даже не удосужился сбросить ботинки. Шестнадцатичасовые смены являлись не самой худшей из его трудовых обязанностей, однако были к этому чертовски близки. Он сделал вдох, от которого заболели ребра, наполнив легкие спертым воздухом жилого отсека. Он почувствовал запах картонных упаковок из-под пищи, которые следовало выкинуть много дней назад, и вездесущая примесь вони нестиранных носков.
Дом, милый дом.
К тому моменту, как вздох покинул его губы, он уже массировал большими пальцами закрытые глаза, пытаясь снять жжение от целого дня наблюдения за лязгающими лентами конвейеров. С болью в ушах он ничего не мог поделать. Ей предстояло остаться.