Люфт Гурон сидел на богато украшенном троне, вцепившись в подлокотники руками в латных перчатках. В огромной готической зале не было никого, кроме самого Тирана: пока апотекарии делали свое дело, всех прислужников и придворных, всех страждущих и стражников попросили удалиться. Хотя из всех крепостей Тирана эта периферийная станция не была ни самой большой, ни самой богатой, Вариэль не раз был свидетелем тому, как в зале собирались сотни и сотни воинов. Сейчас же здесь слышалось только эхо от неровного дыхания Гурона, да гул от доспехов, в которые были облачены трое ренегатов.
— Гаррллмнн, — промычал Тиран. — Гаррллмнн.
— Тише, Великий, — отозвался глава апотекариев, погрузив пальцы глубоко в мозг Гурона. — Я смогу откорректировать синаптические связи, — он вздохнул. — Снова.
Вариэль пристроился сбоку от железного трона, скальпелем и микрощипцами работая над гортанью Тирана. Каждый скрипучий вдох сопровождался щелканьем и лязгом армированной гидравлики, которая заменяла Гурону мышцы шеи. То немногое, что еще оставалось от его собственной плоти — атрофичные ткани с практически полностью омертвевшими нервами, — было слишком изуродовано рубцами, чтобы срастись с синтетической кожей. Давным-давно Тиран перенес травмы, чуть не убившие его, и пусть механические приспособления, теперь поддерживавшие в нем жизнь, были грубыми, жуткими и громкими, главное, что они были функциональными.
Но и очень капризными.
Как и у большинства людей, возведенных в ранг Адептус Астартес, память Вариэля приближалась к эйдетической — насколько могло позволить смертное тело. По его подсчетам, сеньор призвал его, чтобы отремонтировать аугметику, уже в семьдесят восьмой раз — и это не учитывая самые первые операции, которые Гарреон и два технодесантника провели, чтобы спасти жизнь Тирану.
Те операции больше походили на инженерные работы, чем на хирургическое вмешательство. Обуглившиеся мышцы и кости стоили Гурону почти трети его тела; подготовка к установке бионики потребовала обширного иссечения не только поврежденных, но и уцелевших тканей. В результате вся правая сторона его тела превратилась в лязгающий, грохочущий механизм: жгуты псевдомышц, поршневые соединения и металлические кости, неразрывно соединенные с доспехом, — работающий пример изобретательности Культа Машины.
И тогда, и позже, при каждом новом осмотре, Вариэль видел показатели биосканеров. Болевые сигналы, которые поступали в мозг Гурона, намного превышали порог человеческой переносимости. Лорд Гарреон или сам Живодер периодически выжигали синаптические связи, что притупляло ощущение мучительной боли, но всего через несколько месяцев усовершенствованное тело Гурона восстанавливало поврежденные нервы, и агония начиналась снова. Альтернативной было только глубокое разрушение частей мозга, и так сильно поврежденного; иного лечения, которое дало бы постоянный результат, апотекарии предложить не могли.
И поэтому он терпел. Страдал, терпел и делал свои муки источником силы для все новых пиратских притязаний.
Сейчас шея и грудь Тирана были обнажены: пластины доспеха сняли, чтобы открыть доступ к внутренним органам, больше похожим на испачканную маслом начинку двигателя, чем на внутренности живого человека. Серая омертвелая плоть, еще остававшаяся на лице Гурона там, где обошлись без бионики, непроизвольно подергивалась в ответ на манипуляции, которые Гарреон проводил в мозгу своего господина.
Наконец Тиран со свистом втянул воздух, а заодно и слюну, капавшую с губ.
— Лучше, — прорычал он. — Гарреон, мне лучше.
Стальным скальпелем Вариэль поддел слой лишенной нервов кожи, который застрял между железных деталей протеза, заменявшего Тирану гортань. Вооружившись терпением и медицинским клеем, он вернул оторвавшийся лоскут на место и закрепил его в правильном положении, после чего поднял взгляд — и застыл, увидев, что глаза Гурона обращены на него. Яростное честолюбие горело в этих глазах: хотя каждая секунда его жизни была наполнена болью, он все же правил — день за днем — целой империей, которую выстроил в самом сердце безумия.
— Вариэль, — механически пророкотал Тиран. — Я слышал, что сегодня на т-твоем столе умер К-каллас Юрлон. — Запинки в его речи возникали каждый раз, когда Гарреон погружал скальпель в ткани мозга.
— Это так, милорд.
Гурон оскалился в жестокой улыбке. Вариэль не отводил взгляда: перед собой он видел воина, который должен был умереть уже очень давно, воина, которого удерживала в этой жизни не столько аугметика, сколько ненависть. В любом другом случае Живодер посчитал бы такое сравнение преувеличением, попыткой (и притом глупой) создать вокруг себя легенду. Но Люфт Гурон, Тиран Бадаба, также известный как Черное Сердце и Кровавый Грабитель, вершил такие дела, что становились легендарными без всяких преувеличений. Империя, которой он правил, принесла ему скандальную славу; завоевания и победы обеспечили место в истории; чего Вариэль не понимал с медицинской точки зрения, так это каким образом Тирану удавалось оставаться в живых, не говоря уж о проявлении воинской доблести.
Правда была в равной степени невероятной и горькой: Астральные Когти получили шанс превратиться в Красных Корсаров лишь потому, что Гурон продал их души тайным властителям варпа. Когда для ордена настал самый темный час, Тиран вверил их жизни Неведомому Пантеону и принес клятву, согласно которой его воины должны были вести вечный крестовый поход против Империума, которому некогда служили.
С тех пор как орден обосновался в этом районе Мальстрима, их генокод утратил стабильность и стал подвергаться мутациям с губительной скоростью. Изменения в геносемени изучали и Вариэль, и сам лорд Гарреон, а также все остальные апотекарии, которые еще оставались в ордене. За пару веков Красные Корсары обзавелись такими генетическими нарушениями, которые среди легионов-предателей, живших в Оке Ужаса, накапливались тысячелетиями.
«Таков договор, — подумал Вариэль. — Выживание в обмен на вырождение».
— Каллас должен был вот-вот получить титул чемпиона. Ты мог бы его спасти, Вариэль.
Живодер не стал тратить время и спрашивать, откуда Гурон это знает.
— Возможно, милорд. Он мне не нравился, не стану врать, но я выполнял свой долг. Я сопоставил ценность его жизни и жизней остальных пациентов, которым требовалась моя помощь. Калласу нужна была трудная операция, которая продлилась бы несколько часов, и за это время другие воины без неотложного лечения умерли бы.
Тиран содрогнулся: Гарреон поставил на место пластину, закрывавшую его череп.
— Благодарю вас обоих. Вы хорошо поработали — как и всегда.
Гурон поднялся на ноги, и оба апотекария спустились с возвышения, на котором стоял трон. Богатый доспех Тирана рокотом отозвался на его движения, и воин удовлетворенно вздохнул. Гигантская силовая клешня, заменявшая ему правую руку, сжалась и разжалась, шевеля когтями в холодном воздухе. Вариэль разглядел, что на алом керамите ладони вырезана все та же Звезда Пантеона. Этот символ неизменно притягивал его взгляд.
— Три часа назад мне сообщили, что на северной границе появились незваные гости.
Гурон повернулся, и далекий свет здешнего солнца бликами заиграл на всех хромированных частях его черепа.
— Корабль Астартес. Очень соблазнительно было бы послать один из наших флотов уничтожить нарушителей, но я предполагаю, что эти гости могут еще нам пригодиться.
Лорд Гарреон ухмылялся как ни в чем не бывало; Вариэль помалкивал, гадая, зачем Тиран рассказывает им все это.
— Кажется, — Гурон блеснул железными зубами, — они просят убежища и помощи. Вместе с запросом на вход в наше пространство они прислали длинный перечень необходимых им припасов и ремонтных работ. Через две недели они доберутся до станции, и вот тогда мы обсудим, во что им обойдется наша помощь.
— Вас явно что-то развеселило, милорд, — наконец заговорил Вариэль, — но я не понимаю, что именно.
Гурон отрывисто хохотнул; между стальными челюстями протянулись вязкие нити слюны.
— Все дело в том, что этот корабль называется «Завет крови». И если Возвышенный и его пророк хотят уйти из Зеницы Ада живыми, не говоря уж о починке их драгоценного корабля, то им предстоит прогнуться очень глубоко.