— Наши Когти — всего лишь приманка, которая движется вверх с нижних уровней, — напильник продолжал скрести. — У Виламуса тысячи смертных защитников, однако Когти пройдут сквозь них, будто рассекающие моря акулы. Единственная проблема в том, что в крепости все еще остается гарнизон из Странствующих Десантников. Хотя они и не будут готовы к нападению на свой родной мир, однако это все же имперские космодесантники, которые будут защищать монастырь до конца. Чтобы все сработало, их нужно отвлечь от основных целей. Вот тут-то на сцену и выходят наши Когти. Они устроят резню среди населения монастыря, вызывая на себя гнев Странствующих Десантников.
Октавия, которой было нечем заняться с момента их прибытия в систему Вилы, слонялась по мастерской Марука и Септима. Она щелчком бросила через комнату бесполезную нострамскую монетку. Пес зашаркал следом, чтобы подобрать и принести назад.
Она часто забавлялась этой игрой. Казалось, Пес не возражает.
— А что с этими, которые шипят и плюются? — спросила она. — С… — она согнула пальцы, изображая когти.
Септим сделал паузу, чтобы глотнуть тепловатой воды.
— Ты имеешь в виду Кровоточащих Глаз. Единственное, что важно — заглушить запасной генераторум. Именно это поручено сделать Кровоточащим Глазам. Как только они выведут его из строя, орбитальные защитные батареи отключатся. И тогда мы атакуем. «Завет» и остальная часть флота Гурона войдут в атмосферу. Осаду можно будет начинать.
— А если Странствующие Десантники нападут на Кровоточащих Глаз, а не на Когти?
— Не нападут, — он бросил взгляд на ее лицо, пытаясь понять, не старается ли Октавия просто задавать трудные и противоречащие друг другу вопросы. Она казалась довольно заинтересованной, однако полной уверенности у него не было. — Не нападут, — продолжил он, — поскольку Когти будут привлекать к себе внимание, а Кровоточащие Глаза прокрадутся незамеченными. Ты видела размеры гололитической проекции? Мне доводилось видеть города-ульи, которые были меньше. Вряд ли кто-то из наших воинов увидит имперского космодесантника раньше второй фазы осады. Скорее всего, даже нет необходимости в отвлекающих маневрах, но Талос старается быть осторожным. Им нужно, чтобы все остались в живых для того, что будет дальше.
Октавия задумалась на несколько мгновений.
— Я чувствую себя почти виноватой, — призналась она. — Если бы кораблем было легче управлять, я бы не разбила его в волнах варпа, и нам бы не пришлось участвовать в этом безумии.
Септим взял другой скребок, отскабливая очередной набор рун.
— Когтям это безразлично. Осада не имеет значения, и, находясь внизу, они будут утруждаться как можно меньше. Посмотри, как ведет себя «Завет» даже в ходе осады. Возвышенный сбережет почти весь боезапас корабля на будущее. Талоса заботит только захват «Эха проклятия».
— Но нам едва удалось набрать экипаж, чтобы управлять одним кораблем. Зачем им два?
— А зачем им все? — Септим пожал плечами, глядя на нее. — Ради черепов. Потому что они находят забавным проливать кровь врагов. Просто ради мести, не заботясь о цене и последствиях. Я служу им, Октавия. Не пытаюсь их понять.
Октавия оставила эту тему. Уловки внутри уловок, отвлечение внутри отвлечения… Восьмой Легион никогда и ничего не делал просто так. Ну, разве что убегал.
Она вновь бросила монетку, и Пес послушно поковылял, чтобы подобрать ее. Когда он присел возле двери, пытаясь подцепить монету с пола замотанными руками, переборка с дребезжанием открылась. Пес отшатнулся назад, отпрянув к хозяйке. Люди смотрели на загородившую проем громадную фигуру, шлем которой поворачивался влево-вправо, поочередно их изучая.
Легионер вошел в комнату. Его доспех был почти лишен украшений, к керамиту не было прикреплено ни единого черепа или свитка с клятвами. Все Повелители Ночи, кроме Атраментаров, были на поверхности, и Септим знал, кто это.
Он не отсалютовал. Он не собирался салютовать.
Воин оглядел всех четверых, его молчание нарушалось лишь шумом доспеха, гудевшего при каждом движении. В одной руке легионер сжимал черный посох, увенчанный черепом существа с чрезмерным количеством зубов.
— От этой комнаты несет совокуплением, — прорычал он на готике.
Марук наморщил лоб в замешательстве. Он не был уверен, что правильно расслышал. Пес бросил незрячий взгляд в направлении Октавии и Септима, и это была единственная подсказка, необходимая Повелителю Ночи.
— Аа. Не совокупление. Желание. Так пахнет ваше биологическое влечение друг к другу. Ваши запахи гистологически совместимы. — Повелитель Ночи фыркнул, словно зверь, который отгоняет неприятный запах. — Очередной омерзительный изъян человечности. Когда от вас не воняет страхом, то воняет похотью.
Октавия прищурилась еще в начале тирады. Она понятия не имела, кто это, однако собственная ценность придала ей смелости.
— Я не человек, — произнесла она с большей язвительностью, чем намеревалась.
Воин усмехнулся в ответ.
— Об этом обстоятельстве хорошо бы помнить рабу, который пялится на тебя с вожделением в единственном уцелевшем глазу. Никогда не предполагалось, что гены Homo sapiens и Homo navigo изящно сольются при смешивании. Баланс ваших феромонов любопытен. Я удивлен, что вы не отталкиваете друг друга.
— Чего ты хочешь, Рувен? — Септим не скрывал льда в своем голосе.
— А, так ты меня знаешь, — раскосые глазные линзы легионера остановились на оружейнике. — Должно быть, ты седьмой.
— Так и есть.
— В таком случае тебе следует проявлять ко мне больше уважения, чтобы не разделить участь второго, — Рувен снова усмехнулся низким певучим баритоном. — Тебе когда-нибудь доводилось видеть душу, вырванную из своего плотского вместилища? Происходит миг, единственный и прекрасный миг, когда тело продолжает стоять, и по его нервам протекают волны электрического огня, которые испускает умирающий мозг. А сама душа бьется, она все еще достаточно плотно связана с трупом, чтобы чувствовать агонию взрывающейся нервной системы, но не в силах что-либо сделать, кроме как корчиться в потоках эфира.
Рувен удовлетворенно вздохнул.
— По правде говоря, мне редко случалось видеть более совершенное воплощение ужаса. Я поблагодарил второго за дар его смерти, ибо в ту ночь чрезвычайно много узнал о варпе и о собственных силах.
— Ты убил Секунда, — Септим моргнул. — Ты его убил.
Безликий воин отвесил учтивый поклон.
— Виновен.
— Нет, — Септим сглотнул, пытаясь заставить себя думать. — Талос бы тебя убил.
— Он пытался, — Рувен зашагал по оружейной, изучая инструменты Септима. Он остановился, дойдя до Пса.
— А ты что такое, мелкая тварь? — Рувен пихнул слугу сапогом, столкнув Пса с его места. — Навигатор Этригий практически не заботился о своих рабах, не так ли? — он посмотрел на Октавию. — Тебе достались в наследство отбросы, девочка.
Пес ощерился на него с пола, но Рувен уже отошел.
— Септим, ты сильно переоцениваешь способности твоего хозяина — и его благоразумие — если думаешь, что Талос когда-либо мог меня убить. После Секунда он действительно пытался, и я каждый раз одобрял его энтузиазм. В конце концов, он прекратил скучные попытки отомстить, хотя так меня и не простил. Думаю, он устал от неудач.
Октавия приподняла бровь. Отказаться от мести? Звучало непохоже на Талоса.
Септим был менее склонен сдерживаться.
— Это из-за тебя у меня такое лицо, — произнес он. — Мир-тюрьма в системе Крита.
Рувен уставился на смертного сверху вниз, осматривая дорогую и изящную аугметику на виске и глазнице.
— А, так это ты был пилотом того «Громового ястреба». Мальчик, а ты хорошо обученный грызун.
Септим стиснул зубы, сжав кулаки, чтобы побороть переполняющее его желание потянуться к пистолетам.
— Ты послал заключенных убить нас на Утешении.
Самоуверенность Октавии улетучивалась. На Утешении Септима оставили изуродованным в кабине «Громового ястреба», сочтя мертвым, ее же выжившие избили почти до потери сознания и уволокли за волосы в глубины тюремного комплекса.