В конце 60-х — начале 70-х ограниченность познавательных возможностей теории тоталитаризма заставило исследователей на Западе и в России обратиться к теории модернизации. В качестве примера кажется уместнее всего монография А. Ноува. Автор ставит вопрос: был ли Сталин реально необходим? С его точки зрения, сталинизм являлся продуктом индустриализации, а точнее, решения об ускоренном развитии тяжелой промышленности. Поскольку это решение было непопулярным, для его реализации необходимо было применять социальное принуждение. Отсюда возникала и неизбежность милитаризации общественной жизни и диктатуры. Ноув писал, что относиться к Сталину просто как к человеку, одержимому жаждой власти, было бы неполной правдой. Реальной причиной формирования сталинского режима была проблема индустриализации, уходящая своими корнями во время царей, войн и революций [69].
В настоящее время в нашей стране концепция модернизации сформулирована в работах А. Г. Вишневского и других исследователей. Концепция модернизации позволяет установить смысл изучаемых перемен в большой исторической перспективе, охватывающей переход российского общества от традиционных укладов жизни к его современному — индустриальному состоянию. С точки зрения исследователей, возможность применения концепции модернизации для изучения драматических событий второй половины 30-х годов определяется тем, что доминирующей тенденцией в развитии советского общества в указанный период являлась индустриализация страны, урбанизация, распространение образования, появление семьи современного типа, становление современной системы образования, здравоохранение и т. д.
В отечественной историографии делались попытки объяснить репрессии на методологической основе теории модернизации. Наиболее успешным примером является работа А. А. Колдушко «Кадровая революция в партийной номенклатуре на Урале в 1936–1938 гг.». С точки зрения исследователя, в указанный период произошла ротация кадров, в ходе которой были разрушены традиционалистские клановые системы, ранее организовавшие всю систему партийной власти на местах.
Репрессии против номенклатуры историк рассматривает как ответ центрального руководства на вызовы, исходящие от местных номенклатурных кланов. «Содержание вызовов может быть понято только в контексте модернизационных задач. Средние и нижние звенья управленческой системы… не выполняли директивы, срывали народнохозяйственные планы, демонстрировали собственную некомпетентность в решении экономических, технических и социальных задач, более того, блокировали возможности легальной ротации кадров» [61].
«Некомпетентность руководства провоцировала социальный конфликт. В такой ситуации репрессивная политика власти встречала общественную поддержку со стороны социальных «низов» общества», — считает исследователь.
По мнению Колдушко, эффективность работы руководящих кадров определялась реальными показателями развития промышленного производства и сельского хозяйства. В середине 1930-х гг. местные власти не могли выдержать заданных темпов роста производства. «Попытки оптимизации работы руководящих кадров традиционными партийными методами успеха не имели, поскольку наталкивались на сопротивление клановых патрон-клиентских структур, сформировавшихся в номенклатурной среде… В 1936 г. власть начинает осуществлять репрессивные практики в отношении местных номенклатурных работников» [61].
Историк придерживается в целом традиционной периодизации этого процесса. С ее точки зрения, «старт к поиску «врагов народа» внутри партии и высшего ее звена — номенклатуры — был дан на февральско-мартовском пленуме 1937 г., хотя подготовительные мероприятия, своего рода «проба сил» в виде «чисток» партийных рядов, проводились и ранее (к ним относится проверка партийных документов 1935 г., обмен партийных документов 1936 г.). Первоначально каток репрессий прошелся по высшему уровню номенклатуры — ЦК ВКП(б), а далее, по цепочке, был направлен в регионы» [61].
Единый централизованный процесс «вычищения» номенклатуры в 1937–1938 гг. в Свердловской области был осуществлен в три этапа: подготовительный (август 1936 г. — март 1937 г.); массовый (март 1937 г. — декабрь 1937 г.), заключительный (январь 1938 г. — ноябрь 1938 г.). Как можно понять, эта датировка определяет три всплеска репрессий против секретарского состава: январь — март 1937 г., май — ноябрь 1937 г., январь — март 1938 г.