— В чем дело? Что произошло?
— Ашилла сорсоллун, ашилла утуллун, — тихо сказала она. — Что значат эти слова?
Септимус выгнул бровь. Искусственный глаз щелкнул, стараясь подстроиться под выражение лица.
— Это стишок.
— Я знаю. — Девушка с трудом подавила нетерпеливый вздох. Иногда он проявлял редкостную несообразительность. — Что это значит?
— Это не переводится дослов…
Она предостерегающе подняла палец.
— Если ты скажешь мне «это не переводится дословно» еще один раз, я попрошу моего маленького друга прострелить тебе ногу. Понятно?
— Понятно, госпожа. — Служитель сунул руки под плащ.
— Ладно, — начал Септимус, наградив горбатого раба неприязненным взглядом. — На готике это не рифмуется. Вот что я имел в виду. А оба слова, «сорсоллун» и «утуллун», означают «бессолнечный», но с разными… э-э… чувствами. Это переводится приблизительно так: «Я ничего не вижу, и мне холодно». Почему ты спрашиваешь? Что случилось?
— Дочь Аркии. Рожденная-в-пустоте…
Руки Септимуса, обтянутые кожаными перчатками с обрезанными пальцами, легли на пояс с кобурами. Всего пять месяцев назад он был на похоронах девочки. Тогда на глазах родителей ее завернутый в саван трупик уплыл через шлюз в пустоту космоса вместе с телами множества других убитых рабов.
— О чем ты?
Октавия посмотрела ему в глаза.
— Я видела ее. Видела, пока ты был на станции. А неделю назад она со мной заговорила. Она сказала мне эти слова.
Дверь не открылась. Ее вынесло наружу в вихре обломков, наполнивших коридор дымом. Тревожные сирены немедленно взвыли, а ближайшие люки загерметизировались — автоматические системы корабля зарегистрировали вражескую атаку и риск пробития корпуса.
В дымном сумраке пять громадных силуэтов скользнули вперед. По их подсвеченным красным глазным линзам бежали потоки данных с целеуказателей.
Болтерные снаряды врезались в стены вокруг них, взрываясь с оглушительным грохотом сдетонировавшей гранаты и осыпая легионеров осколками стали и раскаленных гильз. Третий Коготь открыл огонь в ту же секунду, когда их «охотничье зрение» приспособилось к задымлению.
Талос выступил из тумана первым. Болты сдирали верхний слой брони с его боевого доспеха, и куски керамита сыпались во все стороны, обнажая искусственную мускулатуру. В мгновение ока преодолев расстояние, отделяющее его от противника, он по широкой дуге взмахнул мечом. Дисплей сетчатки вспыхнул мозаикой ярких рун — список полученных повреждений, а уже через секунду к ним присоединился монотонный и ровный звук. Доспех убитого перестал передавать жизненные показатели. На глазных линзах высветилось: «Гарий, Третий Коготь, жизненные показатели на нуле». Какой позор!
— Ты слишком долго сражался со смертными, — выдохнул Талос сквозь резкие уколы анальгетиков.
Доспех вводил быстродействующие наркотики прямо в его сердце, позвоночник и кровь, но вражеский огонь был слишком силен. Болтеры не могли так просто взять броню легиона — они действовали куда эффективнее против плоти, чем против керамита, — но, несмотря на насмешки Талоса, урон был ощутим.
Ему даже не понадобилось высвобождать клинок. Удар начисто снес голову Гария с плеч. Талос сжал в руке окровавленный ворот брони, не обращая внимания на кровь брата, заливающую перчатку. Мертвый Гарий превратился в щит из плоти и стали. Снаряды врезались в безголовый труп, пока Талос не швырнул его в ближайшего воина Третьего Когтя.
Ксарл врезался в Заклейменных секундой позже. Его цепной меч ударил в шлем брата с такой силой, что раненый отлетел к стене. Талос быстро покосился на Ксарла и убедился, что доспех товарища пострадал не меньше его собственного. Не обращая на это ни малейшего внимания, Ксарл уже атаковал другого Заклейменного.
Узас без всяких изысков набросился на ближайшего противника и упорно рубил гладиусом податливый ворот его брони. Параллельно он бессвязно и яростно вопил в наличник шлема Заклейменного. Из сотен трещин в доспехах одержимого сочилась темная жидкость, что не помешало Узасу с воем вбить короткий клинок в горло противнику. Заклейменный содрогнулся, и вокс наполнился его хлюпающим хрипом. Узас с диким смехом продолжал орудовать мечом, безуспешно пытаясь перепилить позвоночник убитого. В динамиках шлема снова раздалось ровное гудение.
«Сарлат, Третий Коготь, жизненные показатели на нуле».
— Мечи! — крикнул Дал Кар своим уцелевшим братьям.
Талос бросился к нему, занося Клинок Ангелов. С потрескивающего лезвия сыпались колючие искры, оставляя в воздухе яркий след.