«Сарлат, Третий Коготь, жизненные показатели на нуле».
— Мечи! — крикнул Дал Кар своим уцелевшим братьям.
Талос бросился к нему, занося Клинок Ангелов. С потрескивающего лезвия сыпались колючие искры, оставляя в воздухе яркий след.
Их мечи с грохотом столкнулись и сцепились. Ни один из воинов не уступал. Оба кряхтели от напряжения.
— Было… глупо… использовать болтеры, — хмыкнул Талос из-под забрала.
— Это… было рискованно… признаю, — прохрипел Дал Кар в ответ.
Рычащие зубья его меча отчаянно пытались вгрызться в золотой клинок противника. Кровь Гария шипела и дымком улетучивалась с силового лезвия.
«Вел Шан, Третий Коготь, жизненные показатели на нуле».
Талос не видел, как погиб еще один Заклейменный, зато услышал рев Ксарла поверх ровного гудения в воксе. Он удвоил усилия, бросив в борьбу все резервы, однако мешала поврежденная броня. Мышцы горели адским огнем, а дисплей отчаянно моргал. Системы доспеха то отключались, то включались вновь, и все силы уходили на то, чтобы удерживать клинок Дала Кара. Руки налились тяжестью. Из батареи на спине сыпались искры.
— Ты слабеешь, — прорычал неприятель.
— А ты… остался один, — ухмыльнулся в ответ Талос.
Дал Кар освободил меч, оттолкнув клинок Пророка с такой силой, что Талос пошатнулся. Цепное лезвие скользнуло по выщербленному нагруднику Пророка, оцарапав оскверненное изображение аквилы. Проклиная свой неверный удар, Дал Кар попытался игнорировать монотонное гудение в воксе — свидетельство гибели его братьев.
Он сделал шаг назад, выставив меч против… против…
Против всех них. Против всего Первого Когтя.
Подобно своре волков, они стояли, окруженные телами своих жертв. Силуэты Талоса, Ксарла, Узаса, Кириона и Меркуция проступили в рассеивающейся дымке, и в руках у них были окровавленные клинки. Их доспехи пришли в полную негодность, и на краткий миг Дал Кар посочувствовал противникам — он отлично представлял, сколько труда потребуется для восстановления брони. Талосу и Ксарлу досталось больше всего — болтерный огонь содрал верхний слой брони, а внутренние слои обуглились и были покрыты вмятинами. Шлемы тоже погнулись и почернели. У Ксарла выбили одну из глазных линз, а обе линзы Кириона треснули. Сквозь расколотый наличник Узаса виднелась половина его лица. Командир Заклейменных — последний, кому достался этот титул, — встретился взглядом со слюнявым, ухмыляющимся идиотом.
— Это твоя вина, — сказал Дал Кар. — Твое безумие стоило нам всех жизней, потерянных в эту ночь.
Узас облизнулся. Десны и зубы его потемнели от сочащейся крови. Дал Кар сомневался, что полоумный фанатик хотя бы понял его слова.
— Давайте покончим с этим, — произнес он, вновь активируя цепной меч.
Зубья с рычанием принялись кромсать воздух.
— Не бесчестите Третий Коготь, заставляя меня дожидаться смерти.
В тишине раздался хохот Кириона, превращенный динамиками шлема в гортанное рычание.
— Бесчестие, — просипел он сквозь приступы веселья. — Минутку, пожалуйста.
Он отстегнул горловые крепления, стянул изуродованный шлем с головы и вытер слезящиеся от смеха глаза пергаментным свитком, который содрал с наплечника.
— Честь, говорит он, словно это имеет какое-то значение. Приятно слышать такие слова от воина, который в тринадцать стал убийцей, а двумя годами позже — насильником. И вот теперьон заботится о чести. Это изумительно.
Талос поднял свой болтер. Древнее двуствольное орудие покрывали гравировки с изображениями деяний павшего бойца, достигшего при жизни гораздо большего, чем любой из них.
— Пожалуйста, — вздохнул Дал Кар, — я не хочу, чтобы меня убило оружие Малкариона.
— Сними шлем. — Произнося эти слова, Пророк не двинул ни одним мускулом. Из пробоин его боевой брони все еще сыпались искры и текла смазка. — Ты утратил право выбирать свою смерть в ту секунду, когда навязал нам этот дурацкий бой.
Дал Кар медленно подчинился. С обнаженной головой он встал перед Первым Когтем. На палубе остро пахло кровью, и запах мешался с вонью болтерной взрывчатки. Губы Заклейменного скривила горькая, почти виноватая улыбка.
— Почему вы просто не прикончили Узаса? — спросил он. — Тогда все закончилось бы, еще не начавшись.
— Ты не настолько глуп, чтобы в это поверить, — мягко ответил Талос. — Так же как и я. Как и всегда в легионе, месть — лишь признак болезни.
— Я хотел бы вступить в Первый Коготь.
— Тогда тебе не следовало выходить против нас, облаченным во тьму.
Он не отводил болтер от лица Дала Кара.
— Если ты не сумел отговорить свое отделение от жалкой мести, которая стоила жизни преданных нашему делу людей, какую пользу ты сможешь принести легиону?
— А ты не способен контролировать Узаса. Так ли уж велика разница? Неужели ваши жизни настолько дороже наших?
— Очевидно, да, — ответил Талос, — потому что это наши пистолеты направлены тебе в лицо, Дал Кар.
— Талос, я…
Оба ствола рявкнули. Мелкие ошметки мяса и костяное крошево забрызгали коридор и броню воинов. Безголовый труп пошатнулся и врезался в стену, прежде чем соскользнуть на пол и замереть в жалкой, уродливой позе.
Некоторое время они стояли молча. Изувеченная броня искрила и неприятно скрежетала. Воины недвижно высились среди устроенного ими кровавого месива.
Наконец Талос прервал молчание. Он махнул рукой, указывая на тела:
— Берите их. Септимус снимет с них доспехи.
— Два месяца.
Талос расхохотался.
— Не шути со мной, Септимус. Я не в настроении.
Смертный раб почесал щеку там, где отполированный металл встречался с бледной кожей, и оглядел свою мастерскую, превратившуюся в мясницкую лавку. Семь трупов с почти неповрежденными доспехами — броню можно снять, а тела вышвырнуть в космос в течение суток. Но все пять воинов Первого Когтя едва стояли на ногах, а доспехи их выглядели более чем плачевно. Смазка текла из трещин и засыхала темными струйками на металле. Выбоины следовало залатать, куски расколовшегося керамита извлечь и заменить, изодранные слои композитных металлов запаять, перекрасить, выпрямить…
Повреждения внутреннего слоя были куда хуже. Искусственную мускулатуру, сделанную из пучков волокон, придется перекроить. Сервомоторы надо заменить или починить. Инъекционные порты — стерилизовать и встроить заново. Разъемы интерфейса полностью перенастроить, и все это нужно было проделать прежде, чем браться за самую кропотливую работу: сенсорные системы в дисплеях шлемов.
— Я не шучу, господин. Даже если пустить в дело доспехи убитых, починка каждого комплекта займет не меньше недели. Надо вновь настроить сенсорные системы, подогнать их к вашим телам, наладить интерфейсы… Быстрее у меня не получится. Не уверен, что у кого-то другого получилось бы.
Кирион шагнул вперед. Сломанный стабилизатор заставлял его подволакивать левую ногу, а лицо было разбито и окровавлено.
— А если ты займешься только моим доспехом и твоего хозяина?
Септимус сглотнул, старательно избегая взгляда Узаса.
— Две недели, лорд Кирион. Возможно, три.
— Смертный. Почини мой.
Все обернулись к Узасу. Тот фыркнул.
— Что? Мой доспех надо починить, как и ваши, — сказал он.
Талос отстегнул горловые крепления шлема. Раздалось змеиное шипение сжатого воздуха. Снять шлем получилось только с третьей попытки, и лицо под ним оказалось сплошь изукрашено синяками и ссадинами. Один глаз был скрыт под коркой запекшейся крови и походил на отвратительного вида струп, но второй, ясный, черный и лишенный радужной оболочки, как у всех рожденных на Нострамо, горел яростным огнем.