Здесь. Его ищущая рука наткнулась на косяк двери. Теперь оставалось понять, открывается ли она кнопкой на стене или кодовым замком…
Вот. Вот оно.Марух осторожно провел кончиками пальцев по панели с кнопками — стандартные девять цифр. Кнопки на ощупь оказались крупнее, чем он ожидал, и потерлись от долгого использования.
Марух задержал дыхание, надеясь унять бешеный стук сердца. Он нажал на шесть кнопок в случайной последовательности.
Дверь скользнула в сторону на давно не смазанных направляющих, заскрипев так яростно, что шум разбудил бы и мертвеца. Из-за двери в распахнутые глаза Маруха ударил свет.
— Э-э, привет, — сказал женский голос.
— Назад, — предостерегающе произнес Септимус.
Оба пистолета в его руках были нацелены в голову сбежавшего пленника.
— Еще на шаг. Вот так.
Октавия закатила глаза.
— Он безоружен.
Септимус и не подумал опустить пистолеты.
— Посвети внутрь. Сколько из них освободилось?
Октавия подчинилась, луч фонарика выхватил из темноты мрачную сцену.
— Только он один.
— Форфаллиан дал сур шисис лалил на ша дарил.
Слов Септимуса девушка не поняла, но по выражению лица догадалась, что он выругался.
— Нам надо быть осторожными. Смотри внимательно.
Октавия кинула на него быстрый взгляд. «Смотри внимательно»? Как будто она нуждалась в дополнительном предупреждении. Идиот.
— Конечно! — фыркнула она. — Тут просто уйма свирепых врагов.
— Я защищаю госпожу.
Служитель, неизменно следующий за ней по пятам, держал в замотанных бинтами руках грубый обрез. Его зашитые нитками глаза уставились на беглого раба. Девушка с трудом сдержалась, чтобы не отвесить обоим своим непрошеным защитникам пинка.
— Он не вооружен, — повторила Октавия, указав на Маруха. — Он… Сил ваша… э-э… Сил ваша нурэй.
Служитель захихикал. Октавия смерила его мрачным взглядом.
— Это означает: «у него нет рук», — пояснил Септимус.
Он все еще не опустил пистолеты.
— Ты. Раб. Как ты освободился?
Когда зрение приспособилось к свету, Марух обнаружил, что перед ним стоят три человека. Глаза первого, маленького горбуна в мешковатом плаще из дерюги, были зашиты нитками. Рядом с ним стояла высокая девушка с темными волосами и очень бледной кожей — таких белокожих женщин он еще никогда не видел. А рядом с девушкой торчал потрепанного вида молодчик с бионическими протезами на виске и скуле и двумя пистолетами, направленными прямо в лицо Маруху.
— Разогнул кандалы, — признался беглец. — Послушайте… Где мы? Что вы с нами собираетесь делать?
— Меня зовут Септимус.
Парень все еще целился в лицо Маруху.
— Я служу легиону Астартес на борту этого корабля. — Его голос разнесся по темному трюму. Ни один из пленников не решился заговорить. — Я здесь, чтобы узнать, какими профессиями владеет каждый из вас, и определить вашу ценность для Восьмого легиона.
Марух сглотнул.
— Восьмого легиона не существует. Я достаточно знаком с мифологией.
Септимус не смог побороть улыбку.
— Поговори еще в таком духе, и тебя быстро убьют. В чем состояли твои обязанности на Ганге?
Пистолеты опустились, а следом опустились и поднятые руки Маруха. Он внезапно и болезненно осознал, что нуждается в д у ше, как никогда прежде.
— В основном я работал на производстве.
— На заводе по очистке руды?
— На стройке. У ленты конвейера. На сборочной линии.
— И с машинами?
— Иногда. Когда они ломались и нуждались в хорошем пинке.
Септимус заколебался.
— Тяжелая работа.
— Это ты мне говоришь? — В груди рабочего, совсем некстати, вспыхнула странная гордость. — Уж мне ли не знать, какая это была адская работенка — ведь надрывался на ней я.
Септимус вложил пистолеты в кобуры.
— Когда я закончу здесь, пойдешь со мной.
— Да?
— Да. — Септимус деликатно кашлянул. — И тебе надо помыться.
Оружейник вошел в отсек. Остальные последовали за ним. Служитель Октавии продолжал крепко сжимать обрез. Навигатор неловко улыбнулась незадачливому беглецу.
— Не пытайся смыться, — предупредила она. — Или он тебя пристрелит. Мы сейчас быстро закончим.
Септимус опрашивал пленников, одного за другим, и заносил их ответы в инфопланшет. Это был уже третий трюм, куда они спустились. Пока что ни один из рабов не попытался напасть.
— Их одурманили калмой? — шепотом спросила девушка в какой-то момент.
— Чем?
— Успокоительным наркотиком. Мы иногда использовали его на Терре.
В ответ на недоуменный взгляд Септимуса Октавия нетерпеливо вздохнула.
— Забудь. Ты что-то добавляешь им в воду? Почему они ничего не делают? Почему не нападают на нас?
— Потому что предлагаемое мной не отличается от того, чем они занимались раньше. — Поколебавшись, он обернулся к ней. — Насколько я помню, ты тоже не пыталась драться со мной.
Девушка наградила его тем, что сошло бы за кокетливую улыбку — исходи она от благородной наследницы аристократического терранского дома во всем блеске нарядов и фамильных драгоценностей. Здесь и сейчас улыбка гораздо больше смахивала на зазывный оскал портовой шлюхи.
— Ну, — протянула она, накручивая на палец выбившиеся из хвоста пряди, — ты обращался со мной куда лучше, чем с этими людьми.
— Конечно лучше.
Септимус направился к выходу. Девушка шла рядом, а следом тащились Марух и служитель. Остальным приказали оставаться здесь и ждать, пока за ними не придут другие члены команды, чтобы развести их по разным палубам. Там рабы смогут помыться и приступить к своим новым обязанностям.
— Так почему жеты лучше обращался со мной? — спросила Октавия.
— Потому что ты застала меня врасплох. Я знал, что ты навигатор, но раньше не видел ни одного навигатора. — Его живой глаз блеснул в свете фонарика. — Я не ожидал, что ты будешь красива.
Девушка порадовалась тому, что темнота скрывает ее улыбку. Когда он старался, то мог сказать совершенно пра…
— И потому что ты представляла большую ценность для легиона, — добавил он, — мне надо было обходиться с тобой аккуратно. Так приказал хозяин.
На сей раз темнота спрятала ее гневную гримасу. Идиот.
— Как тебя зовут? — спросила Октавия у Маруха.
— Марух.
Прежде чем ответить, она улыбнулась. Рабочий заподозрил, что ее папаша, должно быть, таял от таких улыбок.
— Не стоит привыкать к собственному имени, — сказала девушка. — У нашего господина и хозяина может быть иное мнение на этот счет.
— А как зовут тебя? — поинтересовался Марух.
— Октавия. Я восьмая.
Марух кивнул и ткнул грязным пальцем в спину Септимуса.
— А он Септимус, потому что седьмой?
Парень оглянулся через плечо:
— Именно так.
— А у меня нет имени, — услужливо сообщил горбун. — Зашитые нитками глаза на секунду обернулись к Маруху. — Но Септимус зовет меня Псом.
Марух уже ненавидел маленького уродца. Он мучительно улыбался, пока коротышка не отвернулся, а потом снова взглянул на девушку и сказал:
— Септимус и Октавия. Седьмой и восьмая.
Когда та ответила лишь молчаливым кивком, он прочистил саднящее горло и спросил:
— Седьмой и восьмая… что?
Вознесенный, мрачно насупившись, восседал в центре стратегиума на окруженном Чернецами-атраментарами троне. Гарадон и Малек стояли ближе всего к своему повелителю. Оба воина, облаченные в терминаторскую броню, обвешанную бивнями и рогами, отбрасывали гигантские тени. Их оружие было дезактивировано и вложено в ножны.
Вокруг тронного возвышения лихорадочно трудились члены команды, освещенные резкими лучами укрепленных над контрольными панелями ламп. В то время как командные палубы большинства боевых судов сияли яркими огнями, стратегиум «Завета крови» окутывала привычная тьма, прорезаемая лишь лучами светильников над консолями смертных офицеров.