Вопросов у меня не было. О пополнении я даже не спрашивал, потому что на него можно было и не рассчитывать.
В роте осталось 24 человека. Двое погибли при отходе. Я спросил:
— Кто ранен?
Одиннадцать подняли руки.
— Кто считает, что из-за ранения должен покинуть роту?
Все опустили руки, кроме одного. Я посмотрел на рану. Головка снаряда перебила плечо. Кровь еще не остановилась. Я отправил раненого на перевязочный пункт.
— Всем слушать меня! Сейчас занимаем восточную окраину Шварценау фронтом на восток и на север. Как стемнеет, пойдем обратно в наши старые окопы. Я каждому укажу место. Оба пулемета сначала прикрывают северное направление. Обстановка между Шварценау и Петерсталем не ясная. Кто не будет стоять в дозоре — ложится и спит. Я буду в подвале того дома. Разойдись!
Люди устало поплелись на позиции. Больше здесь уже говорить было нечего. Каждый знал, что надо делать. С управлением роты я спустился в подвал. Сутки назад здесь я принял командование ротой от лейтенанта фон Майера. Неужели прошло только 24 часа?
Вернувшись с проверки позиции в подвал, я взял в руки дневник и в тусклом свете «летучей мыши» коротко записал последние события.
В момент относительного затишья мне стали ясны размеры потерь. За сутки погибло шесть моих солдат. Я мрачно подсчитал: если каждый день будут гибнуть по два человека, 2-й роты не будет через двенадцать дней! Если обстановка не изменится, а она не изменится, к 8 ноября нас всех накроет земля Восточной Пруссии.
Я погнал от себя эти мрачные мысли и спросил, как могут сейчас обстоять дела на фронтах во Франции и в Италии? Никакие новости до нас не доходили.
Стемнело. На улице послышался шум моторов. Я поднялся по подвальной лестнице. Под прикрытием стены стоял открытый вездеход. Из него выпрыгнул унтер-офицер и развязно заявил:
— У нас боеприпасы и еда для вас. Немного, правда. Но и вас тоже немного осталось.
Я приказал посыльному разгрузить машину.
Солнце зашло. Я снял пулеметы с северной окраины деревни и перевел людей в окопы юго-восточнее Шварценау. Пулеметы я поставил на правом фланге. Если русские атакуют населенный пункт с фронта, то пулемет ударит им во фланг.
Перед нашей позицией заметно стихло. Попытаюсь отоспаться. Посыльным приказал меня разбудить, как только что-нибудь произойдет.
21.00. Темная ночь. Обхожу позицию. Солдаты ничего особенного не наблюдали. В каждом окопе по два солдата. Один спит, другой дежурит. Расстояние между окопами более 50 метров. При такой темноте просачивание русских не исключено. Надо быть начеку.
28 октября.
Ночь прошла. Ничего не произошло. У меня впечатление, что русские занимались своими делами.
10.00. По Шварценау сильный артиллерийский огонь. С потолка подвала сыплется штукатурка. В перерыв между огневыми налетами я выскочил наружу, чтобы осмотреться. Окопы были под минометным обстрелом. То и дело стреляла противотанковая пушка. В окопах никого не было видно. Я возвратился в подвал. Начало смеркаться. Я приготовился обходить позиции. Услышал шаги по подвальной лестнице. В дверях появился ефрейтор:
— Господин лейтенант, десять минут назад на правом фланге прямым попаданием выведен из строя пулемет с расчетом.
С ефрейтором и посыльным отправился на позиции. Пулеметный окоп выглядел ужасно. Попадание было случайным, однако менее ужасным это его не делало.
Оба номера расчета были разорваны в клочья. Наши усилия найти их жетоны не увенчались успехом.
Я приказал положить погибших на плащ-палатки и отнести их в Шварценау. Требовалось сделать это быстро, потому что на правом фланге никого не оставалось. Однако я считал, что должен погибшим сослужить эту службу. Я думал о тех мертвых товарищах, оставшихся на открытом месте у имперской дороги, и тех, кто не смог отойти в Шварценау. Похоронить их было некому. Когда, где, кто и как их похоронит, теперь было неизвестно.
19.00. Противник открыл по Шварценау сильный огонь. В 20 часов он еще больше усилился, а через десять минут резко прекратился. Я с людьми рванулся в окопы. Это типичная ситуация перед атакой. Мы всматривались в темноту — ничего! Абсолютная тишина перед фронтом всего батальона.
Ночь прошла, «Иваны» оставили нас в покое. Над Марцхаузеном начал светлеть горизонт. Было относительно тихо, и я рискнул отправиться к командиру батальона. С собой я взял посыльного, другой остался на командном пункте. Ему я приказал выпустить белую ракету, если что-то произойдет. До КП батальона было недалеко. Мы прошли мимо домов Шварценау и по лощине и по руслу ручья пошли дальше на юго-запад.