Мы начнем с обвинения против Бейлиса:
2.
Часть стратегического построения обвинителей (на которое они потратили чуть ли не три дня) состояла в подробном, с длинными повторениями, утверждении (никем, впрочем (183) неоспариваемым) что Андрюшина семья была непричастна к убийству.
Только во второй половине четвертого дня суд над Бейлисом начался по настоящему. В распоряжении обвинителей имелись шесть главных свидетелей: Фонарщик, его жена, Волковна, муж и жена Чеберяк, и их единственная оставшаяся в живых дочь Людмила.
Что касается фонарщиков, они своими противоречиями в показаниях во время перекрестного допроса, на предварительном следствии, давно себя дискредитировали и никто из журналистов не мог понять зачем прокуратура их вызвала в суд. По мере того как развертывался процесс остальные четыре постепенно погубили самих себя.
Мы уже описали некоторые имеющие значение сцены; мы их теперь кратко повторим для выяснения картины. Первая, указавшая следствию на очевидца, видевшего как Андрюшу схватили в утро убийства, была Юлиана Шаховская, фонарщица. Очевидцем этим, по ее словам, была Анна (по прозвищу - Волковна) старая, бездомная женщина, летом спавшая где попало, а зимой, в каком-нибудь углу крытого рынка.
Когда ее в первый раз вызвали к следователю, Волковна, очень обстоятельно (согласно официальной версии) рассказала то, что будто-бы уже говорила Юлиане, а именно, что она видела, как Бейлис неся Андрюшу на плече, бежал по направлению к печи, кирпичного завода. Но тут, на суде, она к возмущению и ярости обвинителей и к видимому удовольствию публики, совершенно растерялась. Плаксиво, с приседаниями и поклонами, со всякими "дорогие мои" да "батюшки мои" - она отреклась от всего своего показания: "Я ничего не говорила", "я ничего не видела", "они что-то написали, а потом велели мне уйти, я и ушла".
"Отвратительно", "комично", "нелепо" - таковы были выражения некоторых корреспондентов по поводу этого выступления. Волковна не только отказалась от своего первоначального показания, прочтенного ей на суде, но при очной ставке с Шаховской она вообще отрицала, что она когда-либо ей говорила об убийстве, и отрицала что когда-либо видела зайцевский завод.
(184) Дальше, в свое время, Юлиана указывала также на второго якобы очевидца, видевшего как утаскивают Андрюшу - на сей раз это был ее собственный муж. Но еще задолго до суда Шаховской дал показание, отрицавшее, что он когда-либо говорил жене, что видел, как Бейлис утаскивает Андрюшу. И теперь, на суде, вышло наружу какими способами эти прежние показания были от него "вытянуты", как Полещук и другой агент тоже помощник Красовского, оба понукаемые шайкой Голубева, работали над этими тремя свидетелями, посредством обещаний, угроз и ...водки.
Карабчевский: "Велели ли вам детективы обвинять Бейлиса?"
Шаховской: "Они угощали меня водкой; велели разное говорить..."
Карабчевский: "Велели ли они вам обвинить Бейлиса?"
Шаховской : "Да".
Карабчевский напирал на Шаховского уличая его в противоречиях и загонял его в угол, повторяя этот прием несколько раз, конечно, имея ввиду обратить внимание присяжных на все это.
Карабчевский: "вас допрашивали семь раз; вы также показывали что Женя вам рассказывал как чернобородый мужчина гнался за ним и за Андрюшей. Признали ли вы впоследствии что Женя никогда вам ничего подобного не говорил, и что вы все это выдумали?".
Шаховской оставался нем; судья Болдырев попробовал его подталкивать: "припомните, говорили вы это или не говорили?" -- на что Шаховской ответил: "не помню".
Четвертым, из главных свидетелей обвинения был Василий Чеберяк, отец умершего Жени. Его допрашивали на седьмой или восьмой день суда. Ему Женя незадолго до своей смерти якобы рассказывал, что Бейлис гнался за ним и Андрюшей приблизительно в тот самый час того самого утра, когда произошло убийство. Василий Чеберяк дал свое первое показание 20-го декабря 1911 г. На суде он показывал следующее:
Свидетель: Однажды, когда я был дома, мой сын Женя прибежал и сказал мне, что когда он с сестрами играл возле (185) глиномешалки, Мендель и еще два еврея за ними погнались. Они схватили его и Андрюшу; Женя вырвался от них, но он видел, как Андрюшу тащили по направлению к печам. Другие два еврея похожи были на раввинов.
Судья: "Сыновья Бейлиса тоже там были?
Свидетель: "Да, семья Бейлиса там была".
Согласно этой версии, Андрюшу утаскивали не только в присутствии Жени и его сестер, но и на глазах бейлисовской семьи. По этому поводу кто-то из наблюдателей на суде заметил, что если верить Василию, надо сделать вывод что Бейлис решил собрать как можно больше свидетелей своего преступления. Однако в то время как Василий Чеберяк давал свою первую версию в декабре 1911 г., т.е. через четыре месяца после Жениной смерти, сама Вера Чеберяк ни слова не сказала о том, что Женя видел, как тащили Андрюшу и заговорила только в июле 1912 г. т.е. через 11 месяцев после смерти Жени.
Грузенберг: "Почему вы не велели жене сказать следователю что православный мальчик был схвачен и исчез?"
Свидетель: "Я не обратил на это внимания".
Ничто в тексте протокола не позволяет нам придать какой-либо смысл этому замечанию, и ни суд ни адвокаты не попробовали разрешить эту загадку. Заседание седьмого дня процесса закончилось на этой загадочной ноте, а на другой день Василия снова вызвали в качестве свидетеля и прочли его показание от 20 декабря 1911 г.
Грузенберг: "вам только что прочли ваше показание, которое гласит: "Андрюша убежал преследуемый Бейлисом", но вчера вы заявили, что Бейлис и два раввина его утащили. Почему такое противоречие?"
Свидетель: "Когда я давал показание я был очень расстроен и смущен".
После этого прокуроры уже не знали, что им делать с Василием. Хотя они и настаивали на том, что сцена во дворе завода произошла приблизительно так, как Василий ее описывал, им пришлось согласиться, что ему нельзя доверять, что по-видимому Женя не ему рассказывал о том, что произошло.
В заключительной речи, касаясь Василия, Замысловский сказал: "У нас есть основания не доверять Василию - он (186) запуганный, жалкий человек. Вера Чеберяк - развратная, лживая и преступная женщина; она не имеет понятия о совести и долге, она настолько же хитра и болтлива насколько Василий жалок и прибит". По существу Замысловский признал, что Василий дал свою версию по указке жены. К этому можно прибавить трагическую ноту: когда Василия спросили давно ли он женат на Вере, он ответил: "Очень давно...".
Но кому же тогда Женя рассказал, как хватали Андрюшу? - может быть своей матери, "развратной лгунье и преступнице"? - Однако, когда Вера Чеберяк снова повторила свою версию, получив подкрепление от своей девятилетней дочки Людмилы, обвинители делали вид, что они ей верят.
Мы уже имели случай отметить какой необыкновенной памятью обладала маленькая Людмила, когда она давала свое показание 11 августа 1912 г., т.е. через год и пять месяцев после убийства Андрюши; ей было тогда девять лет; значит ей было семь с половиной в марте 1911 г. - во время убийства Андрюши. Но она все помнила (или, во всяком случае, повторяла данный ей урок) с мелкими подробностями, включая приблизительно час, когда Андрюша пришел за Женей, чтобы идти играть на глиномешалке и все события происшедшие в утро 12 марта 1911 г. Теперь на восьмой день процесса, 14 месяцев после своего первого показания, она его повторила только с малыми отступлениями.
Свидетельница: "Андрюша пришел за моим братом Женей и просил его пойти с ним играть. Мы все пошли: Женя, Дуня (Евдокия, дочь сапожника Наконечного) я и, несколько мальчиков (число свидетелей преступления все увеличивается). Мы играли во дворе, когда Мендель и еще кто-то нас прогнали. Он схватил Женю и Андрюшу, Женя вырвался и убежал, а Андрюша остался; я с сестрой убежала домой; она закричала: "они утащили Андрюшу" - но я этого не видела".