– Гуго, герру Фабелю я доверяю целиком и полностью. Такой не подкачает. И думаю, негоже политикам диктовать уголовному розыску, как лучше работать.
Пухлые поросячье-розовые щеки Ганца заалели еще ярче. Шрайбер ясно дал понять ему, кто тут главный, а кто просто министр.
У Фабеля осталось двойственное чувство. Шрайбер вроде бы и похвалил его, и наговорил кучу приятного… Но он не был убежден, что бургомистр ему действительно доверяет. И что этому цепкому, одетому с иголочки доктору Шрайберу следует доверять…
Становившееся неловким молчание нарушил Ван Хайден:
– Думаю, гаупткомиссару Фабелю пора ввести вас, господа, в курс самых последних событий.
Шрайбер сел за стол, и Фабель начал обстоятельный рассказ, сопровождая его показом фотографий с мест преступлений. Толстый Ганц пару раз бледнел и ахал; Шрайбер вел себя сдержаннее – на его лице застыла маска торжественной сосредоточенности, которая подходит на все случаи официальной жизни – от похорон до радостных юбилейных церемоний. Закончив рапорт, Фабель откинулся на спинку кресла и вопросительно посмотрел на Ван Хайдена.
– У вас все, герр Фабель? – спросил тот. – Ничего нового не всплыло со времени нашей с вами последней беседы?
– К сожалению, появилось одно малоприятное предположение, герр криминальдиректор. Правда, пока что это голая гипотеза…
– Выкладывайте!
– Я только что обратил внимание присутствующих, что на входной двери квартиры второй жертвы не было следов взлома и в обоих случаях не имеется ни малейших свидетельств сопротивления жертв. Это привело нас к следующему заключению: или преступник принуждал к покорности, угрожая каким-то оружием, или жертвы по неизвестной причине доверяли своему будущему убийце. Если доверяли, то почему? Первое объяснение: были знакомы с убийцей. Это решительно противоречит повадке серийных убийц выбирать в жертвы людей, которые видят их в первый раз. Вдобавок жертвы жили в разных районах города и между ними социальная пропасть. Представить, что у них имелся общий знакомый, можно только с огромной натяжкой…
– А второе объяснение, почему они могли доверять убийце? – нетерпеливо спросил Шрайбер.
– Второе объяснение: наш преступник маскировался под должностное лицо, которое автоматически внушает доверие.
– А именно? – спросил Ван Хайден.
– Скажем, прикидывался полицейским… или чиновником городского самоуправления.
В комнате повисло тягостное молчание. Шрайбер и Ганц обменялись странным взглядом. У Ван Хайдена был прибитый вид. Один Фолькер казался невозмутимым.
– Но ведь это всего лишь предположение?
Вопрос Ван Хайдена больше походил на страстную мольбу: «Да минует нас чаша сия!»
– Верно, не более чем предположение. Однако нам трудно понять, почему жертвы без борьбы следуют за убийцей или без сопротивления пускают в свое жилище. Не исключено, что он маскируется под какого-то технического специалиста и имеет наготове правдоподобную байку, но наш криминальный психолог полагает, что в характере этого парня упиваться тем чувством власти над своими жертвами, которое дала бы ему полицейская форма или полицейская бляха.
Опять розовые щеки Ганца болезненно заалели.
– Я уверен, господа, вы и сами знаете, каким нападкам подвергается в настоящий момент полиция Гамбурга. Ее репутация в массовом сознании сильно подмочена постоянными наскоками прессы. Не далее как вчера у меня была малоприятная дискуссия на повышенных тонах с сенатской комиссией по делам полиции. Мне пытаются доказать, что гамбургская полиция якобы заражена расизмом и высшие чины не только смотрят сквозь пальцы на проявления расизма в рядах своих служащих, но и сами им грешат… Сейчас нам только не хватало маньяка в полицейской форме, который слоняется по городу и потрошит женщин!
Этот монолог взбесил Фабеля.
– Во-первых, я изложил лишь рабочую гипотезу, – сказал он. – Во-вторых, мы не можем отвечать за то, что какой-то психопат затеял маскарад и под видом полицейского творит черные дела!
– Герр инненсенатор Ганц другое имел в виду, – вмешался бургомистр Шрайбер. – Беда в том, что население уже сейчас относится к полиции не совсем доброжелательно. И начнет просто шарахаться от людей в форме, если узнает, что по улицам расхаживает серийный убийца в мундире или с бляхой уголовного розыска!
– Если это окажется правдой, информацию разумнее скрывать от широкой публики вплоть до поимки преступника. Все равно никому не поможет… Но хочу еще раз подчеркнуть, это просто версия – пока что ничем не подтвержденная версия!
– Я искренне надеюсь, что ваша гипотеза окажется ложной, герр Фабель, – сказал Ганц. Он хотел еще что-то добавить, однако Шрайбер остановил его строгим взглядом.
– Ладно, будем надеяться, что Бог нас милует, – сказал бургомистр. – К тому же я верю, что герр Фабель схватит этого монстра уже в самое ближайшее время.
«Мне бы ваш оптимизм, если он не фальшивый! – подумал Фабель. – Схватить-то этого типа я непременно схвачу, да только когда?»
Тут Шрайбер обратился напрямую к Ван Хайдену:
– Итак, я ожидаю конкретных подвижек в следствии как можно скорее. Нам надо выходить на прессу с чем-то положительным. Я знаю, какая сложная задача стоит перед вами. Делайте свое дело и ни о чем другом не думайте. Увы, мне в отличие от вас приходится постоянно тревожиться о настроениях в обществе. К сожалению, формируется нездоровый имидж Гамбурга как самого преступного города в Германии. Этому необходимо воспрепятствовать. Если серийный убийца загуляется на свободе, у жительниц Гамбурга будет дополнительная причина чувствовать себя обессвобоженными.
«„Чувствовать себя обессвобоженными“, – передразнил про себя Фабель. – Родного языка не знает! Хуже наших бюрократов только наши политики. Словечка в простоте не скажут! Почему, как только их выберут на должность, они сразу вычеловечиваются и обессовестливаются?»
Шрайбер встал и направился к двери. Ганц понял намек и тоже встал. За ним потянулись и остальные.
– Пожалуйста, держите нас в курсе, – торжественно произнес Ганц.
– Непременно, герр инненсенатор, – ответил Ван Хайден.
После того как оба политика ушли, Фабель обратился к Фолькеру:
– Позвольте спросить, герр оберст, чем этот случай интересует разведку?
– Надеюсь, ничем. – Глаза совершенно не участвовали в широченной улыбке Фолькера. Это не прибавило Фабелю доверия к офицеру БНД. – Я работаю также и в БАО. А у герра Ван Хайдена есть опасение, что за преступлениями, которые вы сейчас расследуете, стоит какая-нибудь правоэкстремистская группировка.
Фабель медленно кивнул, обрабатывая в голове неожиданную информацию. Ответ Фолькера его совершенно не удовлетворил. Чего ради вмешивается в дело БАО? Федеральное управление уголовной полиции создало это подразделение в гамбургском управлении в спешном порядке после шокирующего открытия, что крошечная квартира по адресу Мариенштрассе, 54 была штаб-квартирой террористов, виновных в событиях 11 сентября в Соединенных Штатах. По меньшей мере восемь из террористов, включая лидера ячейки, Мохаммеда Атта, прошли через эту гамбургскую квартирку. В БАО – Безондере ауфбау организацьон[1] – насчитывалось семьдесят специалистов из Федерального управления уголовной полиции, двадцать пять гамбургских детективов и шесть американских агентов ФБР. Главной задачей этой сборной элитной бригады был сбор сведений о деятельности исламских террористических групп. Фабелю не хотелось обслуживать досужее любопытство и обсасывать детали дела с человеком, область деятельности которого не имела никакого отношения к обычной уголовщине.
– Я уже пояснил герру криминальдиректору, что неонацисты и политика в моем деле наверняка ни при чем, – отчеканил Фабель, не в силах скрыть раздражения.
Фолькер продолжал как ни в чем не бывало улыбаться.
– Конечно, герр Фабель, я и сам все понимаю. Однако, знаете ли, береженого и Бог бережет. Если существует хоть крохотная возможность какого-то политического элемента в этих преступлениях, то БНД и БАО лучше быть в курсе расследования и находиться наготове. Я обещаю как можно меньше путаться у вас под ногами. Одна просьба: своевременно информировать меня о ваших успехах и предупредить, если появится наималейший намек на политическую подоплеку.