– Какая глупая смерть, – сказал он со вздохом. – Совсем еще девочка…
Штерн неопределенно хмыкнул.
– Хотел бы я знать, что эта «совсем еще девочка» делала поздно вечером посреди шоссе так далеко от города.
– Можно только гадать. Подождем, конечно, результатов вскрытия, но мне кажется, тут всему виной наркотик. Водитель грузовика говорит, она была как обкуренная – ничего вокруг себя не видела. Появилась из темноты так внезапно, что он ничего не мог сделать. Ударил, конечно, по тормозам… Хоть водитель и понимает, что его вины тут никакой, однако мучается страшно. Бедняга…
– Родителям сообщали? – спросил Штерн.
– Да, уже едут. При ней не было ни сумки, ни рюкзака, ни удостоверения личности. Зато на руке – браслет с медицинской информацией на случай несчастья.
Штерн машинально посмотрел на запястье мертвой девушки. Браслета, конечно, уже не было – полиция сразу приобщила его к делу. Однако нечто на руке привлекло внимание доктора, и он, сдвинув черные брови, низко склонился над трупом.
– Что вас заинтересовало? – спросил Зюльберг.
Штерн молча взял рукой в хирургической перчатке правое запястье девушки и тщательно его изучил. Затем исследовал ее лодыжки и левое запястье.
Зюльберг нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Ну что, герр доктор?
Штерн поднял руку девушки к его лицу.
Зюльберг пожал плечами.
– Я не специалист, – сказал он, – ничего особенного не вижу…
– А вы приглядитесь.
Зюльберг вздохнул, достал из кармана очки для чтения и водрузил их на нос. Когда он низко наклонился над покойницей, в нос ударил то ли реальный, то ли воображаемый запах свежего трупа. С близкого расстояния и в очках полицейский увидел то, что привлекло внимание доктора: слабый красный след вокруг запястья.
– Такие же следы на лодыжках и на другой руке, – произнес Штерн.
– Черт, – сказал Зюльберг, снимая очки. – Ее связывали.
– Да, она была связана, – отозвался Штерн, – но явно не вырывалась и не пыталась освободиться. Иначе следы были бы куда заметнее. Думаю, ее связали, когда она была без сознания или сильно чем-то одурманена. И на шоссе она вышла, очевидно, именно в таком состоянии – плохо соображая.
Что-то в одутловатом лице Зюльберга напряглось, придав ему неожиданно властный вид.
– Вскрытие – дело долгое, герр доктор Штерн, – сказал он. – А мне первый результат нужен прямо сейчас. Поэтому начните с анализа крови.
По огоньку в глазах Вернера Мейера Фабель угадал, что тот раскопал что-то интересное.
Сам он полагался прежде всего на интуицию, а у Вернера был более методичный и въедливый подход к розыскной работе. Вернер любил копаться в деталях – Фабеля больше занимала общая картина преступления. Именно полярность характеров делала их такой хорошей командой. Не нравилось Фабелю в Вернере Мейере лишь его пренебрежение к аналитическим способностям Марии Клее.
Сейчас на лице Вернера было написано, что у него серьезный успех и он вышел на какой-то след.
– Ну, Вернер, давайте хвастайтесь!
Вернер сел напротив него и довольно хохотнул – было забавно, что начальник так легко читает по его лицу.
– Сразу две находки. Во-первых, выяснилось, что наш друг-приятель Клугманн, как ни странно, врал нам в глаза.
– Да уж, очень странно, – хмыкнул Фабель, подхватывая иронический тон Вернера. – Кто бы мог подумать!
Вернер показал распечатку, напоминающую телефонный счет, – набранные номера и продолжительность разговора, только без стоимости.
– Это кому Клугманн звонил со своего сотового, – пояснил Вернер в ответ на поднятые брови Фабеля. – Добыть информацию оказалось делом нелегким. Но ничего, справился. А теперь глядите сюда. – Вернер подчеркнул ногтем указательного пальца одну из строчек. – Он звонит по этому номеру в два тридцать пять ночи. И это номер ближайшего полицейского участка. Все правильно, и именно этот звонок зарегистрирован в участке. – Палец Вернера сдвинулся вверх по странице. – А теперь смотрим предыдущий звонок. Два часа двадцать две минуты.
Фабель поднял глаза от распечатки и, встретившись глазами с Вернером, воскликнул:
– Сукин сын!
– Верно. Тот еще сукин сын! Разговор длился двенадцать минут. Затем Клугманн повесил трубку и наконец позвонил в полицию. А теперь подумаем, куда, кроме полиции, может звонить человек после того, как он нашел распотрошенный труп своей якобы подруги. В службу доставки пиццы?
– И куда же звонил этот говнюк? Чей это номер?
Вернер Мейер откинулся широкой спиной на спинку стула и, слегка покачиваясь на его задних ножках, протянул:
– А это – находка номер два. Довольно загадочная. Номер я проверил и перепроверил по всем мыслимым каналам – от государственных организаций до «Телекома» и прочих поставщиков сотовой связи… И этот номер… – Тут Вернер Мейер со стуком приземлил стул под собой и хлопнул ладошкой по счету, лежащему на столе. – Этого номера не существует в природе!
– Ерунда. Должен существовать!
– Должен, раз Клугманн трепался по нему целых двенадцать минут. И все-таки он нигде не зарегистрирован. Стало быть, в данных обстоятельствах мы можем сделать только одно…
– Вы уже пробовали?
– Нет, эту честь я решил любезно предоставить вам, герр начальник.
Фабель схватил свой сотовый телефон. После второго гудка кто-то снял трубку, но не произнес ни слова.
Фабель пару секунд подождал. Однако на другом конце упрямо молчали.
– Алло?
Ни звука.
– Алло!
Фабелю казалось, что он слышит в мембране чье-то дыхание.
Подождав еще несколько секунд, Фабель сказал разбитным тоном:
– Алло! Это я. Неужели не узнаешь?
И сразу же раздались короткие гудки.
Фабель набрал загадочный номер еще раз.
Пару минут они с Вернером Мейером слушали долгие гудки. Фабель вздохнул, отложил телефон и обратился к Вернеру Мейеру:
– Ладно, займемся пока другим… Анна и Пауль по-прежнему следят за Клугманном?
Вернер Мейер кивнул.
– Хорошо, будем его брать.
Улочку было бы правильнее назвать переулком. Узкая, дома из бурого песчаника как минимум в три этажа – тут даже днем было темновато. Стоянка разрешалась только на одной стороне улицы, поэтому «БМВ» Анны Вольф и Пауля Линдеманна был припаркован за тридевять земель. А машине Фабеля вообще не нашлось места, и пришлось оставить ее за углом, на другой улице.
Не успели они с Вернером Мейером выйти из автомобиля, как увидели Соню Брун – она шла с двумя тяжелыми пакетами из супермаркета «Альди». Высокая, стройная, с длинными загорелыми ногами. Темные длинные волосы, солнечные очки на макушке. Гибкая и спортивная фигура. Фабель невольно вспомнил комментарий патологоанатома Мёллера о подчеркнутой спортивности второй жертвы. Соня был полячка – подрабатывала в том числе и стриптизеркой в «Парадизе». Черт его знает, может, он просто накрутил себя на то, что Моник была дорогой проституткой, а на самом деле она дешевая уличная шлюха, которая время от времени умудрялась подцепить богатого папочку…
Пока Соня шла мимо по другой стороне улицы, Фабель хорошо ее разглядел. Дешевый топик, натянутый на груди и оголяющий загорелый живот, линялая джинсовая мини-юбка и матерчатые сандалии с длинными ремешками, обвивающими изящные икры. Хоть лицо было видно только в профиль, угадывалось, что Соня хорошенькая. Одеть ее прилично – получится настоящая красавица.
Когда Соня завернула за угол, Фабель сообщил Анне и Паулю по рации о ее приближении.
– Мы с Вернером двигаем за ней. У меня ордер на арест Клугманна. Когда она откроет дверь, войдем вместе с ней.
Он вынул из кобуры «вальтер», передернул затвор, проверил предохранитель и сунул пистолет обратно в кобуру. Затем повернулся к Вернеру: