Где-то ревели сирены приближающихся пожарных машин.
Фабель сел на булыжники, привалился спиной к складской стене и, дав себе наконец волю, расплакался навзрыд. Ему нужно было успеть выплакать все слезы до появления полиции и пожарных.
Начальник пожарной команды сообщил Фабелю то, о чем он и сам догадывался:
– Мы нашли четыре пустые пятилитровые канистры. Бензином облили пространство вокруг взрывного устройства, поэтому пожар такой мощный. У ваших ребят будут большие трудности с поиском улик.
Фабель угрюмо поблагодарил капитана, и тот ушел. Фабель, Вернер и Пауль подавленно молчали. Мария, просто чтобы нарушить тишину, сказала:
– Хольгер Браунер и его эксперты уже на месте. Хотя, конечно, делать им там практически нечего…
Ее слова никого не ободрили.
Не поднимая глаз на Марию, Вернера и Пауля, Фабель мрачно произнес:
– Этот сукин сын играет с нами. И конкретно со мной. Он хотел, чтобы я все это увидел, но при этом не погиб – остался живым свидетелем его «деяний». Вот зачем в свое время он развесил в афганском сарае убитых женщин – чтобы другие могли полюбоваться его художеством и разносить дальше славу Витренко…
Впервые подчиненные видели Фабеля в таком угнетенном настроении.
– Эрзац творческого акта. Сознательная или случайная имитация холстов Марлис Менцель, выставленных в Бремене.
– Шеф, что будем делать? – спросил Вернер Мейер.
– Вначале я домой, – сказал Фабель. – Приму душ и отдышусь.
Три покойника в один день – даже для него многовато. После взрыва он был с головы до ног в пыли, в горле першило, во рту ощущался вкус песка.
– Давайте встретимся в управлении часов в десять.
– Хорошо, шеф. Команду собрать? – спросила Мария.
Фабель улыбнулся. Хорошая девочка, никогда не жалуется.
Раз надо – значит, надо…
– Да, пожалуйста, Мария. Только Анну не беспокойте. Я дал ей сутки на отдых. После истории с Максвейном она как выжатый лимон.
Мария понимающе кивнула.
– Свяжитесь с криминальдиректором Ван Хайденом. Спросите, не сможет ли он прийти на наше совещание.
– Хорошо, шеф.
Три сообщения на автоответчике Фабеля были как три ниточки из его зазеркалья в нормальный мир, где существует что-то еще, помимо насилия и убийств.
Первое – от дочери Габи. Она хотела провести с ним следующие выходные и сходить на концерт группы «Ди фантастишен фир». Фабель и на английском-то рэп не очень любил, а на немецком и подавно. Что ни говори, в Германии не существуют гетто типа нью-йоркского, или чикагского, или лос-анджелесского, – социальная помощь щедра, и хорошее образование доступно практически всем. Поэтому немецкие рэпперы в основном высасывают страсти-мордасти из пальца, романтизируют алкоголиков и наркоманов. Фабель нигде в Гамбурге не видел вынужденной нищеты и объективного беспросвета, которыми можно оправдать массовую преступность. Однако он все равно пошел бы с Габи на этот концерт… да разве ж проклятая работа позволит!
Второе сообщение на автоответчике было от Сюзанны. Она просила сообщить, все ли у него в порядке.
Третье сообщение – от брата Алекса. Он звонил без особой причины, просто поболтать. И жалел, что Фабеля так трудно застать дома.
Фабель завидовал внутренней молодости старшего брата – рядом с Алексом он чувствовал себя стариком. Брат управлял отелем и рестораном на острове Зильт; когда-то знаменитый только своими рыбаками, этот балтийский остров стал любимым местом отдыха гамбургской и берлинской богатой публики. Ресторан находился на высоком холме, из его окон открывался чудесный вид на широкую полосу пляжа и вечно меняющее свой цвет море.
Фабеля вдруг потянуло прочь из города, на природу. Он решил при первой же возможности махнуть с Сюзанной к брату на Зильт.
Но прежде чем звонить дорогим ему людям, Фабель обязан был связаться с Махмудом. Тот присутствовал на первой встрече Фабеля с отцом Витренко. Из бывших тогда в Шпейхерштадте четырех человек двое теперь мертвы. И Фабель хотел убедиться, что с Махмудом ничего не случилось.
К счастью, в трубке после пятого гудка раздался голос обычно неуловимого Махмуда. Фабель коротко рассказал о происшествии на складе. И с удивлением заметил, что при этом у него дрожат руки. Голос нормальный, а руки дрожат.
Махмуд несколько секунд молчал.
– М-да… – наконец произнес он, – я воображал, что живу в невеселом темном мире, но это, оказывается, не последний круг ада. Чтобы сын таким образом прикончил собственного отца… Фу, мороз по коже! – Махмуд сделал паузу, словно что-то обдумывал. – Слушайте, Йен, слиняю-ка я на время из Гамбурга. Не знаю, что думает обо мне этот долбаный супервикинг, считает ли он меня опасным свидетелем или нет, но лучше я залягу на дно – от греха подальше. Когда вернусь, сам выйду на вас. А до этого вы меня даже не пробуйте искать.
– Понимаю, – сказал Фабель. – Удачи вам.
Махмуд повесил трубку.
Фабель позвонил Габи, и они несколько минут весело болтали. Лучик света в его темном царстве.
Положив трубку, Фабель вдруг сообразил, что не помнит, когда в последний раз ел. Он пошел в кухню, наскоро сделал большую чашу салата и заварил крепкий-прекрепкий черный кофе. Затем он хотел позвонить брату, но сообразил, что именно в это время тот очень занят на кухне ресторана. Поэтому он набрал номер Сюзанны. Его приключение в Шпейхерштадте произвело на нее такое сильное впечатление, что она хотела тут же приехать к нему домой – убедиться, что с ним действительно все в порядке. Фабель вздохнул и ответил твердым «нет» – ему скоро опять на совещание в управление полиции. Зато у него есть идея рвануть с ней вместе на остров Зильт.
– С удовольствием, Йен, – сказала Сюзанна. – Думаю, нам обоим это будет полезно. Хоть чуть-чуть отвлечься от всей этой жуткой истории…
«Да, мне тоже хотелось бы отвлечься от всей этой жуткой истории», – подумал Фабель.
После разговора с Сюзанной Фабель торопливо проглотил салат, налил себе еще чашку кофе и перешел в гостиную. Там со вздохом посмотрел на часы: скоро опять на работу, опять копаться в человеческой грязи…
Чтобы хоть как-то расслабиться, он взял одолженный у Отто «Словарь английских фамилий» и, прихлебывая кофе, с интересом листал книгу. Справочники – увлекательное чтение. Их прелесть в том, что можно начинать с любой страницы, открывая для себя что-то новое и беспечно перескакивая со статьи на статью, следуя исключительно за собственным любопытством. Он нашел и свою фамилию – встречается в основном в Нидерландах, Дании и Германии. Фабель прикинул, историю какой еще английской фамилии он хотел бы знать. В памяти всплыло: Максвейн. Что ж, посмотрим на букву «М»… Да, есть Максвейн.
Чашка в руке Фабеля застыла на пути к губам. Кровь застучала в висках. Он с грохотом поставил чашку на блюдце, расплескав кофе, вскочил и забегал по комнате, тряся головой и чертыхаясь. Наконец схватил трубку телефона и набрал номер комиссии по расследованию убийств.
– Черт, черт… – бормотал Фабель, которому казалось, что трубку не снимают целую вечность.
Наконец он услышал голос Марии. Не здороваясь и не представляясь, Фабель выпалил:
– Анна была права… Мы, дураки, просто не врубились! Это – Максвейн. Максвейн означает «сын Свена»… Он с самого начала щеголял дерзостью в электронных письмах, с самого начала указал на себя. А мы зевнули. Наши по-прежнему за ним следят?
– Да. Он под круглосуточным наблюдением. У его квартиры всегда кто-нибудь дежурит.
– Немедленно свяжитесь с ребятами! Если выйдет из дома – пусть арестуют его по подозрению в убийстве. А если нет – пусть ждут нас. Мы приедем с ордером. Срочно соберите всю бригаду в комнате для совещаний. И сообщите адвокату Айтеля, что я собираюсь побеседовать с Норбертом через десять минут – независимо от того, будет он при этом присутствовать или нет. А с вами и остальными я увижусь в комнате для совещаний через пятнадцать минут.