— Марина!!! Дебилка!!! — сразу очнулся за дверью Терехин. — Прекрати!!!
— Через минуту стреляю ей в кость, — спокойно предупредила я, разглядывая раненую стойку.
— Не стреляй! Сейчас будет тебе твой дружок!
И снова тишина в коридоре (иди в сенях?), где скрывались менты. А минутная стрелка неслась по кругу как сумасшедшая. Неужели еще раз придется палить в несчастную деревяшку? Наносить ущерб госимуществу?
За пять секунд до истечения срока я опять навела пистолет на почтовую стойку. А Лена приготовилась закричать еще громче. Но мы не успели сыграть второй акт пьесы. В комнату впихнули Джамала.
Он влетел к нам с такой скоростью, что не сумел устоять на ногах и растянулся на дощатом полу. Рядом приземлилась сумочка с автомобильной аптечкой.
— Забирай сваво ебаря! — прошипели из-за угла. — И перевяжите девчонку! Уродка!!! Машина возле крыльца!
Джамал поднялся на ноги, посмотрел на меня и тяжко вздохнул. Под левым глазом у него расцветал внушительный бланш.
— Они говорили мне, что ты ранен, а я им не верила, — хихикнула я. — Иди ко мне, я тебя пожалею.
— Маленькая разбойница, — сокрушенно покачал головой Джамал. — Уютно устроилась. — Он поднял с пола аптечку. — Сначала перевяжу раненую. — И прошел к нам за стойку, серьезный и сосредоточенный, как нейрохирург перед пересадкой спинного мозга.
Раненая встретила его тяжким стоном и любезной улыбкой.
— Я Лена, — представилась она. — Не надо меня перевязывать. — И ткнула пальчиком в коммерсанта. — Лучше накапайте ему валерьянки…
Как рассказал Джамал, менты действительно успели отогнать от крьшьца наш бульдозер и поставили на его место «семерку» с тонированными стеклами и рацией. Кроме «семерки» и вертолета, прибытие которого я слышала, на центральной площади поселка и в ее ближайших окрестностях скопился большой автопарк разнокалиберной ментовской техники. Из ближайших домов подальше от меня, невменяемой, эвакуировали всех местных жителей, а несколько улиц оцепили менты и солдаты.
— Снайперов не заметил? — спросила я, и Джамал в ответ покачал головой.
— Думаешь, мне давали что-то разглядывать? Сцапали нас с Геннадием, сразу рассадили по разным машинам. Я его больше не видел. А меня пытались допрашивать. Откуда знаю тебя? Кто ты такая? Почему я с тобой? Видишь, — пожаловался он, — подбили глаз, негодяи… Ты-то хоть дозвонилась?
— Конечно, — с гордостью ответила я.
— Все нормально?
— Конечно!
— Что «конечно»? Тебя отмажут?
— Уже занимаются. Им надо на это время. Двое суток. А пока хорошо бы куда-нибудь смыться. Как думаешь, сможем?.
Джамал молча пожал плечами. Он не знал. И я ничего не знала. Пока не знала. Но состояние отупения, какое-то частичное помутнение сознания, которое навалилось на меня еще в тот момент, когда я закончила разговор с диспетчером, сейчас снизошло на «нет». Я снова была готова к войне на все сто процентов.
Все вдруг изменилось. Я уже была не одна. Рядом со мной Джамал. И Лена — если и не партнерша в моих бандитских делишках, то, во всяком случае, сочувствующая. Очень сочувствующая — я поняла это еще тогда, когда рассказывала о своих злоключениях комитетчику. А она слушала, приоткрыв от удивления ротик.
И, наконец, я смогла одержать над ментами первую победу. Почти с ходу заставила их пойти на уступки и освободить Джамала. И дать мне машину. Правда, уверена, сами менты не считают эти уступки существенными. У них, как всегда, в запасе есть полный набор мелких и крупных пакостей, которые они мечтают пустить в ход. Хрен я позволю им это сделать! Недаром же и меня научили кое-каким премудростям.
— Вадим Леонидович, вы меня слышите? — крикнула я, и из-за приоткрытой двери сразу отозвались менты:
— Сейчас позовем!
— Побыстрее! — для порядка поторопила я и, пока не объявился командир вражеской армии, начала диктовать Джамалу его обязанности на ближайшее время.
— Во-первых, сразу проверь багажник, чтобы там не засел какой-нибудь камикадзе. Потом прогрей двигатель. И пошарь под «торпедой» и вообще по салону. Там могут установить «жучки». Хорошо бы их выкинуть…
— Марина! — перебил меня Терехин. — Ты звала меня, дочка? Я захожу.
И как же он достал меня этой «дочкой»!
— Заходите, — позволила я.
Он бочком осторожно просочился в комнату и сразу спросил:
— Перевязали раненую?.. Или она вовсе не раненая? Как ты, Лена?
«Проницательный, комитетчик, — подумала я. — Подозревает, что мы его могли разыграть. Хотя дурак бы был, если бы не подозревал. Но он не дурак».
— Нормально, — пискнула из-за стойки Лена. — Не сильно. Ходить могу.
— Ну слава Богу, — наигранно вздохнул полковник и переключил внимание на меня. — Что ты еще хотела, Марина? Кажется, уже все получила. Почему не садишься в машину.
— А вы что, уже готовы меня встречать? — ухмыльнулась я. — Расставили снайперов?
— Не болтай чепухи. Нет у нас снайперов.
— Расста-а-авили! Так вот, Вадим Леонидович. Я хочу от вас еще кое-что. Во-первых, пришлите мне какую-нибудь плащ-палатку. Или большой кусок брезента. Вы понимаете, зачем мне…
— Понимаю, — вздохнул Терехин. — Все- таки не веришь мне насчет снайперов.
— А вы бы поверили? — широко улыбнулась я. — Не пове-е-ерили бы, Вадим Леонидович… И вот еще что. Уберите с площади всех своих людей. Не приведи Господь, кто-нибудь что-нибудь попробует выкинуть. Ствол будет у виска заложницы.
— Ты все же берешь с собой ее? — поинтересовался полковник. — Не мужика? Она же раненая?
— Не сильно. А вот у этого… мужика, — выделила последнее слово я, — скоро случится инфаркт. Или инсульт. Ну его к дьяволу, такого попутчика!
— Понятно. — Терехин поерзал на узкой скамеечке и поднялся. — У тебя все?
— Ага, — ответила я.
— Тогда пойду за брезентом.
— И не забудьте про подчиненных. Подальше их от машины, — напомнила я.
Когда Терехин вышел из комнаты, Джамал внимательно посмотрел на меня и прошептал:
— Какой-то он скользкий.
— Комитетчик… Они все должны быть такими.
— И все-таки слишком легко он на все соглашается.
— А почему бы и нет? — Я пошлепала по щеке заложника Игоря. — Живой еще? Щас тебя выпустим… А почему бы и нет, Джамал? Терехин видит, что я пока что в своем уме, не психую, не суечусь. Он даже не верит, что я, в самом деле, ранила Лену. А значит, за заложников можно особо не беспокоиться, хотя по идее сейчас это должно быть его основной головной болью. А меня все равно рано или поздно поймают. Никуда я не денусь. Сдамся. Это он так считает.
— А ты? — вмешалась в наш разговор Лена.
— А я считаю иначе. И очень надеюсь, что ты мне не помешаешь.
— Нет, — она покачала головой. — Не помешаю. Даже помету, если надо… А у меня не будет из-за этого неприятностей?
Я не знала. И поэтому промолчала. Зато подумала: «И как же много у меня, бандитки, союзников. Азербайджанцы… ну, этих еще можно понять, они никогда не водили дружбы с ментами. Но бульдозирист Гена, потом почтальонша… Не жители какого-нибудь крупного города, большинство которых за последние годы успели не понаслышке познакомиться с ментовским мздоимством и хамством. Нет, не горожане, а самые, что ни на есть, среднестатистические обитатели российской глубинки, которые всегда относились к представителям власти и с уважением, и с доверием. Все их действия и решения без раздумий воспринимали как верные. Потому что были от этих представителей далеко. Потому что не умели разглядеть у этих решений и действий изнанку. И вот ведь… Неужели и здесь все меняется?»
— Марина, ты слышишь? — прокричал из-за двери Терехин. — Это я…
— …почтальон Печкин, — прошептала Лена.
— …Принес вам брезент. — В комнату влетел большой сверток, туго перетянутый проволокой. — Все сотрудники отошли на сто метров. Можете выходить. И давай отпускай одного из заложников.