Пока мы с «тридцать шестой» пили кофе — вернее, горьковатую на вкус бурду, которая в этом доме, должно быть, варилась из желудей, — «хозяин» бродил по комнате и бухтел о том, что у него невпроворот и дел, и забот, а мы, иждивенки, мечтаем только о том, как бы послаще пожрать и подольше поспать. Потом он забрал у нас кружки, кликнул девочку, и она, прихватив эмалированное ведро, поспешила следом за карликом из комнаты. Выносить парашу, готовить пожрать и заниматься уборкой в избе. Я осталась одна. Хорошо, хоть не в темноте. «Хозяин» заботливо оставил мне свет. Если бы он еще соизволил принести несколько книжек из тех, что я видела на веранде, то было бы совсем недурно. А так, приходилось скучать, тупо изучая щелочки в штукатурке и рахитичные подобия домашних цветов, расставленные вдоль стены.
Сколько времени я так провела в полнейшем одиночестве, не знаю даже примерно. Несколько безразмерных часов — это точно. И за эти часы все прелести заточения в одиночной камере успела вкусить сполна. И сделала вывод, что вторым Монте-Кристо я стать не смогла бы. Мне бы хватило нескольких месяцев, чтобы свихнуться от тупого бездействия и отсутствия человеческого общения. А как же смогла выдержать Оля? Почти два года провела в этой келье и, насколько я успела заметить, даже не повредилась умом. При всем при том, что она всего лишь маленькая слабая девочка, не проходившая никаких курсов по выживанию и самоконтролю.
Я попыталась заснуть — не получалось. Потом повспоминала стихи из школьной программы и в результате решила, что феноменальной памятью меня Господь обделил. Попробовала сама посочинять что-нибудь возвышенное и красивое, но талантом меня Бог обделил так же, как памятью. До Кампанеллы мне было далековато, и «Город Солнца» я никогда написать не смогла бы.[6]
Я вздохнула разочарованно и уткнулась взглядом в оштукатуренную стену, выискивая очертания знакомых предметов в темных разводах сырости и многочисленных трещинах. Нашла собачью морду, профиль кавказского аксакала в высокой папахе и чайник, попутно размышляя о том, как карлик собирается вести меня в баню. Опять свяжет веревками? Скорее всего. Странно, что у него нет наручников. Насколько мне раньше казалось, наручники — неотъемлемая часть экипировки всех «садо-мазо». Наряду с плетками и кожаными трусами. А тут… Нестыковочка. Надо будет спросить у «хозяина». А потом попытаться устроить побег прямо из бани. Вдруг мерзкий карлик наконец допустит ошибку? Не может же он все время быть начеку…
На этот раз, когда вернулась Оля, «хозяин» даже не стал проходить в комнату. Приоткрыл дверь, впустил свою пленницу, буркнул ей вслед:
— Не фулюганьте смотрите. — И зачем-то выключил свет.
Девочка пробралась ко мне на кровать, устроилась у меня в ногах и доложила.
— У него сегодня настроение здоровское. Даже разрешил поглядеть мультяшки по телеку, пока картоху чистила.
— И часто он тебе разрешает? — спросила я.
— Ну иногда. Только мультяшки. Ничего боле.
«Разумно, — одобрила я тактику карлика. — Незачем пленнице смотреть всякие там новости или фильмы. Видеть, чем занимаются нормальные люди. А то, не дай Бог, еще сама захочет пожить так. Возись потом с ней…»
— Сколько времени, не посмотрела?
— Не знаю. День на улице. Дождик идет. А хозяин баньку стопил. Говорит, через часик пойдем.
Хорошо. Может, подвернется возможность повоевать. А то уже надоело бездействие. Пора переходить к крутым мерам. Только не помешала бы Оля. Как на активной соратнице, я на ней пока поставила крест. Так хотя бы не путалась под ногами. Или все же не торопиться и дождаться, когда смогу уговорить ее найти какой-нибудь ключ от кандалов?
Я усмехнулась.
— Чего ты смеешься? — сразу спросила Оля.
— Да так. Ничего… Ты не читала Марка Твена? «Приключения Гекльберри Финна»?
— Нет. Я не читаю книжек. Я даже, наверное, забыла, как надо читать.
— Это плохо, Олена. Но не так страшно. Когда мы очень скоро выберемся отсюда, ты быстро все вспомнишь. Это нельзя забыть навсегда… Так вот, в этой книжке двое мальчишек спасают из плена нефа. Раба. Он сидит в самом обычном сарае, даже толком не запертый. И никем не охраняется. Чтобы ею освободить, надо всего каких-то десять минут. И не надо вообще никаких усилий. Но мальчишкам это не интересно. И они сами выдумывают себе трудности. По-моему, мы занимаемся чем-то подобным. Вместо того чтобы сейчас снять с меня кандалы, потом как следует стукнуть хозяина по башке и убежать, сидим в темноте и покорно дожидаемся, когда нас пригласят в баню. А потом, розовеньких и чистых, будут пороть кнутом и насиловать. Ты этого хочешь, Олена?
— Нет, — неуверенно ответила девочка.
— Так давай найди мне какую-нибудь железку. А? Не бойся, у нас все получится.
Я решила еще раз попытать счастья, хотя была совершенно уверена в том, что ничего у меня не выйдет. Оле еще нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что за свободу надо бороться, а не сидеть, сложа ручки, и дожидаться, когда я каким-то чудом смогу поднести ей эту свободу на блюдечке, И мне еще предстоит как следует потрудиться над ней, чтобы ослабить в ней страх перед «хозяином», поколебать у нее в душе веру в его неуязвимость и всемогущество.
Итак, я была уверена в том, что опять ничего у меня не выйдет. И, конечно, как обычно, ошиблась. Оля неожиданно легко согласилась. Почти без колебаний. Может, на нее так подействовали «мультяшки»?
— Погоди, — сказала она. — Надо только запалить свечку. А то в темноте что ж я найду?
При этих словах я в душе даже взвизгнула от восторга. В сладостном предвкушении того, что уже очень скоро я наконец сброшу оковы и смогу проломить ненавистному карлику череп. И: выбраться из этого подземного каземата.
Девочка слезла с кровати, и я слышала, как она с пронзительным скрипом открыла дверцу шкафа. «Там должна лежать зажигалка», — вспомнила я.
— А как «хозяин» припрется? — вдруг громко прошептала Оля, и я представила, как она сейчас испуганно замерла в темноте возле открытого шкафа. Содрогнувшись при мысли, что совершает сейчас нечто ужасное. То, на что ее подбивает эта авантюристка Марина! То, чего делать никак нельзя! То, за что можно быть жестоко наказанной! — Он же должен скоро прийти… Он сказал, через час… Он почует, что мы здесь жгли свечку… Он же не разрешал нам…
— Он уже ничего не почует. Не успеет, если ты все сейчас сделаешь правильно, — подстегнула я девочку. — Ну же, Олена!
— Нет. — Она колебалась. Она бестолково тратила драгоценное время!
Я уж было подумала: «Черт с ней, с трусихой. Может, она даже права. Лучше дождаться ночи, когда будет немерено времени, и риск того, что нас схватят за руку, будет почти равняться нулю. А сейчас лучше всего не пороть горячку. Пойти спокойно вымыться в бане. Потом покушать вареной картошки. Потом получить свою порцию ударов бича. И быть изнасилованной. О черт! Пронесло вчера — карлик оказался слабаком, — но не каждый же день должно так везти. Сегодня я первая в очереди на прием к палачу. Эх, и как же мне не хочется этого!» Вот так я уже было подумала, когда Оля щелкнула зажигалкой и подожгла фитиль у огрызка свечи, который еще с сегодняшней ночи был закреплен в самодельном подсвечнике в ногах кровати.
— Что тебе надо, Марина?
— Какой-нибудь острый ножик, — быстро зашептала я. — А может, металлический стержень. Подойди, посмотри. — Я протянула руку и продемонстрировала «тридцать шестой» замок на железном кольце, охватывавшем запястье.
— Я знаю, Марина. Хозяин их отпирает такой специальной кривулькой. Ну… ее тока здесь нету. Он носит ее с собой… Нет, здесь ее нету…
— Найди что-то похожее. Быстрее, Олена.
— Здесь ее нету, — снова произнесла девочка и залезла в шкаф. Загремела там цепями и ремешками. Потом показала мне штепсель от магнитофона. — Не подойдет? — Я в ответ покачала головой. — А ножика тоже здесь нету, Марина… И что же тебе найтить?
6
Итальянский писатель-революционер написал повесть-утопию «Город Солнца», находясь в заточении.