— Груздев Николай Геннадиевич? — К открытому окну наклонилась улыбающаяся физиономия. — Что ж вы машинку чужую не бережете? Эвон в какую грязь ее…
— Бля-а-адь! И как же меня все достало! — громко простонал Николай и шарахнул ладонью по рулю.
— …Нет, ну совсем не бережете чужую машинку, — огорченно вздохнул мужчина и распахнул водительскую дверцу. — Вот приедут завтра к вам покупатели из Воронежа, а товар-то в какой-то глухой деревушке. Весь в грязи. С рулем, понимаешь… Не сломали руль-то? Ну и отлично. Тогда вылезайте, Груздев. Приехали, понимаешь…
На улице уже совершенно стемнело, когда Егор Самохин вернулся домой. Он прошел по пустой квартире. Открыл нараспашку платяной шкаф и убедился в том, что жена действительно забрала все свои вещи. Заглянул в детскую и обнаружил там стерильный порядок. Ни разбросанных по полу игрушек, ни вечной лужицы на линолеуме возле горшка. И самого горшка тоже не видно. Потом прошел на кухню, увидел на серванте записку, но даже и не подумал ее прочитать. Пусть лежит. Не все ли равно, что в ней написано. Ему теперь уже все безразлично. Он отправился в свой кабинет, достал спрятанный между книг ключик и отпер один из ящиков письменного стола…
Эти двое парней из Москвы ему всего-навсего доходчиво объяснили, насколько крепко он увяз в дерьме. В таком дерьме, из какого уже не выбраться, будь ты хоть зятем самого Ельцина. Будь ты хоть самим Ельциным. Все! — нанем, Егоре Анатольевиче Самохине, стоит жирный крест. А через несколько дней еще один крест установят у него на могиле.
Ему со всеми подробностями рассказали про то, как по Кольчиной наводке они с Сергеем и Груздевым попытались развести эту девку, но даже не сумели ее изнасиловать. И позволили ей смыться с оружием, ранить по пути троих сотрудников. Позор, но даже не это главное. Не это самое страшное.
Самое страшное оказалось в яркой дерматиновой папочке, которую один из федералов достал из «бардачка» и протянул Самохину: «Ознакомьтесь, пожалуйста». В папочке были подшиты полсотни листов, отпечатанных на принтере и содержавших такое… Такое!!! Егор, замирая от ужаса, изучал их часа полтора. Иногда закрывая глаза и подолгу приходя в себя. Московские парни терпеливо ждали, когда он закончит. Не торопили и не мешали. Даже не проронили за все это время ни единого слова.
— Вы понимаете, что это похуже ядерной бомбы? — произнес Самохин, откладывая в сторону папку с подробной подборкой всех темных дел и делишек, творившихся в Пялицах последние два с половиной года. Казалось, что там не упущено ничего. — Это уже не криминал. Это политика. Если этим бумагам будет дан ход, сразу же полетит с поста губернатор. Затрещат задницы у нас в министерстве. Начнется жуткий переполох у военных. Вам это надо?
— Нам наплевать, — откровенно признался один из федералов. — Мы выполняем приказы. Нам приказали разобраться, что произошло здесь два дня назад. Найти и наказать виновных. Вот мы и…
— Из-за какой-то обычной девицы вы способны раздуть такой скандал?
— Совсем не из-за обычной девицы, — напыщенно продекламировал парень, сидевший на месте водителя. — Она гражданка России. Она налогоплательщица…
— Да бросьте вы демагогию! — вспылил Самохин. — Кому вы говорите эти красивые фразы? Я не работяга с завода и не пенсионерка, чтобы мне заливать про гражданство и демократию. Лучше скажите мне, кто эта девка? Чья-то любовница? Чья-то знакомая? Кто хочет за нее отомстить? Кто так жаждет моей крови, что готов ради этого взорвать целую область? Давайте, я съезжу к этому человеку, принесу ему свои извинения, и мы все уладим. Я уже и так достаточно наказан. — Егор бросил непроизвольный взгляд на свою ширинку. — Это вы сообщили моей жене?
— Да…
— И что она вам сказала?
— Предложила денег, чтобы мы вас убили.
Самохин ехидно хмыкнул:
— Узнаю эту стерву… Ну и что вы?
— Мы отказались, — обернулся сидевший за рулем парень. — Мы не халтурим на стороне. У нас неплохие зарплаты. И премии. За вас, Егор Анатольевич, мы получим хорошую премию.
Самохин вздрогнул.
— То есть, вы что… хотите сказать, что меня вам заказали?
Оба федерала недовольно фыркнули.
— За кого же вы нас держите, Егор Анатольевич? — поинтересовался водитель. — Или слишком переоцениваете себя? Вот что скажу вам: если вас решат ликвидировать, то попросят сделать это какого-нибудь спившегося мокрушника. И он успешно проткнет вас ножом за десять тысяч рублей. Но мы хотим другого. Вы должны доказать, что, несмотря ни на что, остались мужчиной, и уйти из жизни самостоятельно. До завтрашнего утра…
— И не надейтесь! Я не сделаю этого!
— …В противном случае бумагам будет данход. И когда вы будете переезжать в СИЗО, мы позаботимся, чтобы вас поместили в камеру к уголовникам. Там для начала завершат ваше превращение в женщину. А потом вы все равно умрете. Только не сразу. И не так легко. Кроме того, основательно опозорите свое имя. На вашу могилу будут плевать. Ваши дети станут изгоями… Так что, Егор Анатольевич, срок вам до утра.
…Самохин выдвинул ящик и достал оттуда аккуратный блестящий «вальтер» и коробку с патронами. Неторопливо снарядил обойму, достал один патрон в ствол, снял пистолет с предохранителя. Оставалось только приставить дуло к виску. И надавить на спуск.
Но прежде чем произвести этот последний в своей жизни выстрел, он просидел в кресле до тех пор, пока за окном не начало рассветать, пытаясь понять, а не ошибка ли то, что он сейчас делает? Что, если эти двое героев просто блефуют? Никто никогда не рискнет дать ход таким бумагам, какие он у них видел. Но ведь длятого, чтобы потопить его, совсем необязательно выставлять на обозрение все факты, что собраны в этой страшной папке. Достаточно лишь одной-двух историй, непосредственно касающихся их с Сергеем и не затрагивающих никого другого. И такие истории у этих парней из Москвы есть. Он сам видел… Возможно, они так и поступят. И ему все равно не жить.
Вот и Кольчу они уже достали. Передали в питерскую прокуратуру сведения о том, как он грохнул какую-то малолетку. И ведь это действительно было. Кольча сам как-то зимой по пьяни пытался рассказывать про то, как замочил около Пушкина девку. Егор тогда не захотел его слушать. И так и не узнал подробностей. А вот эти люди узнали. Не поленились.
Интересно, они и правда те, за кого себя выдают? Хотя не все ли равно? Умирать придется и так, и так.
Егор решился на выстрел, наверное, с десятой попытки. Несколько раз приставлял ствол к виску, но каждый раз малодушно убеждал себя в том, что еще рано. Еще можно немного пожить.
Но стрелки часов стремительно бежали по кругу. На улице рассвело. Из сарая напротив окон соседка выгнала на выпас корову, и та радостно промычала на всю округу, возвещая поселок о наступлении нового дня.
Именно соседка и услышала громкий хлопок пистолетного выстрела, донесшийся со стороны трехэтажного дома. И сразу подумала о том, что живущий в одной из квартир Егорша Самохин накануне вернулся из больницы. И, как говорят старухи, без одной очень важной части тела. А еще, от него вчера ушла жена. Конечно, кому он теперь такой нужен? Не порешил бы себя в горячке.