Он сделал еще глоток.
— Но, знаете что? — спросил он. — Если вы думаете о том, почему мы все сделали это, что подстегнуло нас к этому, я вот что скажу вас... фес, мне больше не скучно.
Все молчали.
— На самом деле, — сказал Роун, — это самое большое веселье, которое у меня было за годы. — Он начал тихо смеяться. Лейр тоже начал тихо смеяться.
Через мгновение, посмеивание превратилось в настоящий смех, и Бэнда присоединилась.
Даже Даур не смог сдержать ухмылку.
Мерин вошел в салон.
— А потом Мерин заходит и все портит, — сказал Роун. Смех прекратился.
— Чего? — спросил Мерин.
— Рассказывай нам плохие новости, — сказал Роун. Могу сказать, что это будут плохие новости по выражению твоего лица.
Мерин указал на Ксони.
— Электромагнитная бомба этого болвана все сломала, — сказал он.
— Как?
— Вокс мертв. Мы потеряли контакт с Аарлемом, и я думаю, что навсегда. — Харк храпел. Ладд подергал его за рукав.
— Что? — спросил Харк. — Я не сплю, Ладд.
— Конечно нет, сэр, — сказал Ладд.
— Сколько времени, — спросил Харк, садясь. В часовне было темно, свет шел только от шкал передатчика и из окон.
— Рано, — сказал Ладд, — и поздно. Белтайн сменил Рервала.
— И что-то неправильно? — спросил Харк.
— Белтайн попытался выйти на связь по расписанию, — сказал Ладд. — Он пытался шесть раз за последние полчаса. Безрезультатно. Сигнал Майора Роуна исчез.
Анна Керт проснулась в полной темноте, ловя ртом воздух.
Она успокоила себя. Она была на своей кровати в Аарлеме.
Ей снился Цвейл, и как она приносит новости ему. В ее сне, он хочет слушать причины. Она понимает отрицание. Это был один из общепризнанных этапов.
Она поднялась с постели в своей одиночной комнате, роскошь только для наиболее старших офицеров. Пол был холодным под ее голыми ногами. Снаружи, казалось, что снегопад, наконец-то, прекратился. Ночное небо было странно серым с текущими облаками.
Она говорила с Дорденом, и они решили, что новости лучше придут от нее.
Цвейл любил Керт, он обращался к ней с любовью и заботой. Лучше от нее.
Но, как это сделать?
Анна Керт знала все об отрицании, потому что она сама все отрицала, включая надежду на спасение, в то время, когда она была на Гереоне. Она знала, на что похож смертный приговор, тоже, потому что Гереон почти убил ее.
Как она сможет донести это до дорогого старого аятани и заставить его понять? Она оделась, и вышла из своей комнаты.
Она нуждалась в наставлении. Она решила, что посидит в часовне и поразмышляет. Тихая темнота успокоит ее, и позволит ее разуму собраться. Никого не должно быть в часовне в этот час.
Она распахнула дверь в часовню и замерла на ходу.
Харк, Белтайн и Ладд обернулись к ней с виноватыми лицами от света передатчика вокса, стоящего на скамье.
— Какого..? — спросила она.
— Эм, — сказал Харк, поднимаясь на ноги. — Анна, это будет немного неловко. — Снежная буря стихла, и оставила в себе вакуум из густой тьмы, стоячую пустоту ночи, которая поглотила весь город.
Небо очистилось, а звезды появились, как застывшие снежинки, но температура упала так резко, что жидкости в машинах начали замерзать. Наблюдающие Валькирии и поисковые птички были отозваны до рассвета. Танитские охотничьи отряды были отозваны, против желания, к Секции, чтобы ждать первый свет.
На пустых улицах Старой Стороны братство все еще охотилось. Люди Эйла осмотрели углы и перекрестки по соседству с восстанавливающимся зданием, их дыхание вылетало в прозрачный воздух из ротовых щелей их масок. Как и ночь, след остыл.
Эйл с ведьмой укрылись неподалеку.
— Найди его, — сказал он своей сестре.
Она пожала плечами. Она сидела на полу в куче складок ее платья.
— Я не могу! — прошипела она сквозь вуаль.
Они вломились в дом вместе. Это было ничем не примечательное место, просто резиденция у дороги, дом для шести человек из одной семьи и двух слуг, закрывшихся внутри из-за снега.
Ульрике убила их всех. Как демон, как ярость, она разрезала их. Вид ее безумия заставил Эйла содрогнуться, а он много чего делал в свое время. Что волновало его, так это мания этого, и факт, что Ульрике могла оставлять порезы, как раны от меча простыми щелчками пальцев.
Так много крови было пролито, с достаточным безумием, что стены стали окрашенными ей, а в воздухе все еще была роса из молекул крови. В доме стоял кровавый туман.