— Война положила конец работе вашего отца?
— Война положила конец моему отцу, — сказал Колдинг. — Он погиб. Как и его ассистенты и медсестры. Я был единственным, кто выжил.
— Пациент выживет?
— Я стабилизировал его, и залатал поврежденные кровеносные сосуды. Нам нужно подождать еще полчаса, чтобы увидеть, как примутся заживляющие сетки коагулянта. Его кровяное давление беспокоит меня. Если он будет все еще жив через час, я думаю, что он проживет еще пятьдесят лет.
Гаунт отпил кофеина. Он казался ужасным. По правде, он был просто полевого качества.
Маггс закинул его согласно с окопными условиями. Гаунт осознал, что он был испорчен слишком многими месяцами кофеина отличного качества. Эта, эта черная бурда, которую состряпал Маггс, была тем кофеином, каким его пьют в Гвардии, горьким вкусом боевой зоны или окопа.
Кофеин был ужасным, и он был лучшим напитком, который был у Гаунта за последний год.
— Где вы взяли пистолет? — спросил Гаунт.
Колдинг посмотрел на старое оружие. Оно лежало на потертой столешнице кухонного стола.
— Этот пистолет, который был оставлен.
— Оставлен?
Колдинг замешкался. Это было скорее не из-за того, что он пытался найти правильные слова, это было скорее из-за того, что он не был уверен, сможет ли он произнести их.
— Он был оставлен. После всего. В ночь, когда умер мой отец. Мой отец и его ассистенты.
— Доктор, они умерли здесь?
Колдинг снял затемненные очки и тщательно очистил одну линзу.
— Мой отец установил сортировочный пункт. Раненые люди стекались отовсюду. Повсюду на улицах была битва.
— Я знаю. Я был здесь.
— Тогда вы знаете, на что это было похоже. Резня. Улицы, наполненные дымом. Шум. Пришли несколько солдат. Они были вражескими солдатами. Они ворвались, когда мы перевязывали раненых.
— Сколько вам было, доктор? — спросил Гаунт.
— Мне было шестнадцать, — ответил Колдинг.
На улице снаружи, снег мягко стирал все линии и углы. Белизна снежинок ловила свет уличных фонарей, как капли расплавленного металла, капающие из разорванной брони. Вес Маггс натянул поплотнее куртку и потер руки. Его дыхание вырывалось изо рта, как дым из оружия.
Он пробирался вверх по улице сквозь утолщающийся снежный покров, влажные снежинки стучали по его лицу. Ночь была такой же темной, как душа Роуна, но здесь было призрачное излучение, идущее со всех поверхностей, на которые осел снег. Снег скруглил бордюры, смягчил стены и притупил железные ограждения. Он деформировал подоконники и линии водосточных желобов, и он покрыл все машины, припаркованные на холме.
Они оставили служебную машину рядом с концом улицы, спрятав ее за какой-то оградой. Маггс надеялся, что она нормально заведется. Не было достаточно времени или света, чтобы проверить, было ли прострелено что-нибудь существенное. За то время, что она простояла там, могли опустошиться баки или могла вытечь гидравлическая жидкость.
Холм был пологим, и он слегка скользил по снегу. Он проклял погоду. Машина была в поле зрения.
Три человека стояли рядом с ней.
Маггс остановился и осторожно позволил себе раствориться в тенях уличной стены.
Он стоял очень тихо. Он мог отчетливо видеть людей. Они были тенями, фигурами, пойманными светом уличного фонаря, духами, такими же тихими, как и ночной снег. Они изучали машину, двигаясь вокруг нее медленно и тихо. Маггс не мог сказать, были ли они вооружены, и он не мог рассмотреть какие-либо детали их одежды или униформы.
Но, когда один из них повернулся, Маггс поймал отблеск света фонаря, задевший край металлической маски.
Маггс повернулся и начал идти назад, вниз по холму, к дому доктора так быстро, но невидимо, как только мог.
XV. ОХОТНИКИ
— Это все? — спросил Эдур. Он сделал кивок головой, который указывал на казармы в целом, и на шеренги, которые собрались на центральном дворе, в частности.
— Да, комиссар, — сказал Колеа.
Несколько должностных лиц Комиссариата уже начали работать с полковыми файлами, особенно с вахтенными журналами и регистрационными записями. Двое агентов ордоса, так же, начали то, что для Виктора Харка выглядело, как судебная проверка главных документов Танитского Первого.
— Вы собираетесь рассказать нам что-нибудь? — спросил Харк.
— Нет, — сказал один из агентов ордоса.
Эдур посмотрел на работника Инквизиции с некоторым отвращением. Инквизиция уже взяла верх, и это была не единственная причина, от которой у Эдура был неприятный привкус во рту. Он наклонил голову, чтобы предложить, чтобы Харк и действующий командир Танитцев, Колеа, отошли в сторону с ним.