Инспектор ударил его по затылку. Бандит обмяк, но все еще оставался в сознании. Адамат приподнял его за пояс и окунул головой в дерьмо. Ройя брыкался и бил ногами, судорожно пытаясь выбраться из вонючей жижи и вдохнуть. Адамат ухватил кулачного бойца за лодыжки и целиком запихал в выгребную яму.
Затем он развернулся и вышел и туалета. Ярость мешала инспектору рассуждать. Он убьет Ветаса за все то, что по его вине пришлось вынести Фей и детям.
Олдрич и его солдаты стояли в стороне и смотрели, как Ройя тонет в дерьме. В тусклом свете фонаря Адамату показалось, что одному стало дурно. Другой одобрительно кивнул. Стояла тихая ночь, и слышно было, как в лесу стрекочут сверчки.
– Разве вы не собирались задать ему еще пару вопросов? – поинтересовался Олдрич.
– Он сам сказал, что больше ничего не знает.
Адамат почувствовал тошноту и оглянулся назад, на все еще дергающиеся ноги Ройи. Инспектор представил себе, как этот подонок насилует его жену, и чуть было не передумал. Но все-таки сказал сержанту:
– Вытащите его, пока не захлебнулся. А потом отправьте в самую глубокую шахту, какая только есть у Горного дозора.
Когда в руки Адамата попадет сам Ветас, он не будет так мягкосердечен!
2
Фельдмаршал Тамас стоял на башне Южных ворот Будвила и наблюдал за кезанской армией. Городская стена отмечала крайнюю южную точку Адро. Если бросить отсюда камень, то он упадет уже на землю Кеза и скатится по склону Северного тракта прямо под ноги солдатам из пикета, охраняющего кезанский лагерь.
По обеим сторонам от фельдмаршала возвышались Ворота Васаля – две скалы, каждая высотой в пятьсот футов. Их разделяла река, тысячи лет текущая по Саркову ущелью из Адроанского озера и питающая своими водами пшеничные поля на Янтарной равнине в северном Кезе.
Всего три недели назад кезанские войска покинули дымящиеся обломки Южного пика. По официальным сводкам, Вершинную крепость осаждали двести тысяч солдат. Обозы и гражданская обслуга увеличивали численность армии более чем втрое.
Разведчики докладывали фельдмаршалу, что теперь она превышает миллион.
При этой мысли у Тамаса сжалось сердце. Мир не видел подобной армии после войн Сумеречной эпохи, закончившейся тысячу четыреста лет назад. И сейчас эта огромная сила стояла перед ним, готовясь отнять у Тамаса его страну.
Фельдмаршал легко отличал новобранцев на стенах по их громким охам при виде кезанской армии. Он чувствовал запах тревоги, исходивший от его людей. Ожидание. Страх. Будвил – это не Вершинная крепость, которую можно удержать с несколькими сотнями солдат. Это большой торговый город с населением около ста тысяч человек. Стены обветшали, и в них слишком много слишком широких ворот.
Тамас не позволил страху и неуверенности отражаться на своем лице. Он не имел права на это. Он отбросил в сторону все: тактические неудобства, тревогу за единственного сына, лежавшего в Адопесте в глубокой коме, боль в ноге, еще донимавшую его, несмотря на целительское искусство настоящего бога. Ничто не нарушало его самообладания, кроме презрения к безрассудной дерзости кезанских военачальников.
Позади него по каменной лестнице застучали тяжелые шаги, и к Тамасу подошел генерал Хиланска, командующий Второй бригадой и артиллерией Будвила.
Это был чрезмерно полный сорокалетний мужчина, ветеран Гурланской кампании, овдовевший более десяти лет назад. Он лишился левой руки, снесенной пушечным ядром, когда еще не был даже капитаном. Но на поле боя никогда не делал себе скидки ни на увечье, ни на лишний вес, одним этим заслужив уважение Тамаса. Не говоря уже о том, что его орудийные расчеты были способны снести голову скачущему всаднику с расстояния в восемьсот ярдов.
Среди всех членов Генерального штаба, большинство из которых получили высокий чин за свои заслуги, а не благодаря титулам, Хиланска был самым близким другом Тамаса.
– Уже не первую неделю слежу за их приготовлениями, и они все еще впечатляют меня, – признался Хиланска.
– Своим числом?
Хиланска склонился над краем стены и сплюнул вниз.
– Нет, своей дисциплиной. – Он снял с пояса подзорную трубу, раздвинул ее отработанным движением одной руки и поднес к глазам. – Эти проклятые белые палатки выстроились в ровную линию так далеко, как только видит глаз. Словно макет, а не настоящий лагерь.
– Полмиллиона выстроенных в линию палаток еще ничего не говорят о дисциплине, – возразил Тамас. – Мне приходилось иметь дело с кезанскими генералами. В Гурле. Они держат своих людей в узде за счет страха. Страх позволяет поддерживать чистоту и порядок в лагере, но в сражении кезанцам не хватает стойкости. Их ряды ломаются уже после третьего залпа.