– Ты же без мата…
– Надо было добавить «без красивых женщин», – уточнил Бахрушин, подмигивая Иваницкой.
– – Что за работа? Выкладывайте, полковник.
– Инструктором на наш полигон пойдешь?
– Это, вроде, как бывшему спортсмену за былые заслуги предлагают стать тренером при ЖЭСе, – задумался Комбат.
– А чем плохо?
– Всем хорошо.
Но по взгляду Комбата нетрудно было догадаться, он сомневается и сомневается сильно.
– Я тебе, Борис Иванович, обещаю: опекать тебя будут минимально. Дали группу – ты из них людей сделал, и все. Только по конечному результату судить станут.
– Зачем обманываете, Леонид Васильевич?
Это в идеале так бывает, а на самом деле, структуры, конторы повсюду одинаковые. Бумажки, бюрократия, а в результате, вместо дела – игры.
– Когда ты, Борис Иванович, начинаешь рассуждать о работе, которой еще не пробовал, мне кажется, будто ты рассуждаешь о женитьбе, не имея ни малейшего представления о семейной жизни. Всему научиться можно. А тебя не просят самому учиться – учи других.
– Не пойду, – твердо сказал Комбат.
– Ладно, – проворчал Бахрушин, – тогда поступим по-другому. Придумай сам себе работу, а я уже найду под нее обеспечение.
– Инструктором на полигоне, – так же твердо произнес Комбат, чем привел Бахрушина в замешательство.
– А объяснить подоступнее можно?
– Вы меня туда, будто по блату устраиваете, словно нет у вас инструкторов.
– Так вот что тебя беспокоит! Боишься в этой жизни что-то по блату получить?
– Это не опасения, это принцип.
– Хорошо, – отозвался Бахрушин, – если хочешь так, на том и порешим. Я на полигоне с тобой появляться не буду, слово за тебя не замолвлю. Только потом – без обид.
– Я похож на человека, который может обижаться?
– По-моему, Борис Иванович, ты только что это сделал.
– Извини, Леонид Васильевич.
– Так-то лучше.
Бахрушин запустил два пальца в нагрудный карман пиджака и извлек из него визитку.
– Вот, позвонишь полковнику Брагину, он начальник полигона. А что будет дальше – не мое дело.
Рублев поколебался, но визитку взял, сунул ее между книг на полке как закладку – так, чтобы торчал только самый хвостик.
– Позвоню, Леонид Васильевич, обязательно позвоню.
– Когда?
– Завтра утром.
– А к работе когда думаешь приступить?
– Не знаю еще. Посмотрим, соглашусь ли я на нее вообще.
– Может, планы другие были?
– Хотел съездить поохотиться, меня Бурлаков уже достал, грозится, что без меня на охоту уедет.
– Тоже дело хорошее, особенно, если с хорошим человеком.
Светлана отставила пустую рюмку и, глянув на Комбата, тихо сказала:
– Так я пойду?
Бахрушин осторожно наступил ей под столом на ногу, чтобы молчала. Подберезский уже не сидел, стоял, пожимая Комбату руку:
– Ладно, давай без обид, Комбат. Мы пошли.
Дело сделали – и отлично. Меня еще в другом и в третьем месте ждут.
– В налоговом управлении?
– Век бы там не бывать.
– Чего это вы засобирались? – Комбат осмотрел компанию. – То не было никого, а как пришли, то сразу все и убегать.
– Нет, нет, вы оставайтесь, – предложила Иваницкая, – у меня завтра день свободный.
Носок ботинка Бахрушина придавил ее ступню к полу.
– Давайте не станем цирк устраивать. Все мы взрослые люди и прекрасно понимаем о чем идет речь.
Бахрушин поднялся и элегантно наклонившись, поднес руку Иваницкой к губам.
– Очень рад был познакомиться. Теперь я за Бориса Ивановича спокоен, – и не давая Рублеву возразить, вышел в прихожую.
Его с Подберезским было уже не остановить.
Но стоя на пороге открытой двери, Бахрушин погрозил Комбату пальцем:
– Ты только попробуй мне завтра не позвонить Брагину!
– В гости тогда больше не приедем, – пригрозил Подберезский, при этом широко улыбаясь, чтобы Комбат не принял его слова всерьез.
– Да провалитесь вы все к чертовой матери, – вместо прощания сказал Комбат, захлопывая дверь.
– Кажется, получилось, хоть и приехали не во время, – сказал Подберезский.
– Вовремя никогда не бывает, – ответил Бахрушин.
Мужчины спустились во двор. Бахрушин постоял запрокинув голову.
– Ждете, что вам в окно на прощание помашут?
– Нет, это было бы уже слишком.
Во двор заехала машина – «вольво».
– Тихо, не вылезать, – скомандовал бритоголовый азиат, – кажется, этого парня я видел возле дома культуры. A того, который постарше, вижу впервые.
– Они уезжать собираются, подождем, – посмотрела в окно автомобиля на Бахрушина и Подберезского миловидная девушка и поправила на коленях пустую коробку от пиццы.
Машина Бахрушина отъехала.
– Ждем, они могут вернуться.
– Тот мужик точно дома, с бабой, – я во дворе с самого утра крутился.
– От нас не уйдет, теперь подготовились…
Иваницкая сидела, поджав под себя ноги, и вращала в руке надкушенное яблоко.
– У тебя хорошие друзья.
– Тебе так показалось?
– Не знаю. Я, конечно, мало с ними общалась, но хороших людей обычно видно сразу.
– Я знаю почему они тебе понравились.
– Не понимаю…
– Будь они даже самыми отъявленными мерзавцами, они бы пришлись тебе по душе, потому что заговорили о женитьбе.
Иваницкая громко рассмеялась:
– Неужели ты до сих пор не понял, что замужество меня абсолютно не интересует?
Комбат все еще настороженно смотрел на нее.
– Ты в этом уверена?
– Если бы я хотела выйти замуж, то звонила бы тебе куда чаще.
Рассмеялся и Комбат.
– Ты только не подумай, Светлана, что я к тебе плохо отношусь или подозреваю тебя в чем-то.
Но я такой человек, которому жениться противопоказано. И не потому, что мне от этого станет хуже, хуже будет тебе.
– Значит, ты все-таки хотел бы жениться на мне?
– Никогда и ни за что, – сказал Комбат, взяв ее за руки.
– Именно это я и хотела от тебя услышать, потому что ты тот человек, который не станет сидеть дома, если у него появится дело.
Женщина подалась вперед, обняла Рублева за шею и поцеловала. Затем опасливо покосилась на дверь.
– Тебе кажется, они все еще не ушли?
– Нет, но сходи на всякий случай в прихожую, проверь, не забыли ли чего.
Комбат воспринял эту просьбу всерьез, вышел и не обнаружил ничего оставленного Бахрушиным или Подберезским.
– Пусто. А если бы что и оставили, я бы выставил за дверь. В следующий раз мы даже не станем поднимать телефонную трубку, а не то что подходить к двери.
– Правильно, сперва дело, потом все остальное.
После ухода Бахрушина с Подберезским Комбат сделался мрачным. Не помогали даже улыбки Иваницкой и предвкушение близости, которой они оба желали. Рублев чувствовал, наступает перелом в его жизни. Одно дело быть вольным стрелком, а другое – податься на службу, пусть даже она очень важна и возвращает в лучшее прошлое.
Рублев то и дело словно забывал о присутствии женщины, и та начинала чувствовать себя лишней в его доме. Но уходить ей не хотелось. Не так уж часто они виделись, и не так уж много в их жизни было общих светлых дней.
Комбат легко подхватил столик, на котором стояли тарелки, бутылки, ваза с фруктами и отнес его к стеллажу. Затем, не давая подняться Иваницкой с дивана, разложил его, и его рука вновь забралась под воротник блузки.
– Кажется, нас прервали именно на этом?
– Не совсем, – отводя взгляд в сторону, ответила Светлана. – У меня было расстегнуто три пуговицы, – и женщина чуть дрожащими от нетерпения руками принялась расстегивать маленькие перламутровые пуговички на горловине блузки.
Они уже были вместе, но Светлана, как ни старалась не замечать, постоянно натыкалась взглядом на белый хвостик визитной карточки, торчащий из-за корешков книг.
Наконец она закрыла глаза и постаралась забыть о том, что ей и Комбату помешали…