Рублев проснулся моментально от короткого звонка в дверь, взглянул на часы – с того момента, как они устроились спать, прошло минут двадцать, и подумал:
«Может, Подберезский проводил Бахрушина и вернулся? Если так, открою и пошлю его к черту».
Он покосился на счастливо улыбавшуюся во сне Иваницкую. Звонок женщину не разбудил.
Комбат осторожно поднялся, натянул джинсы, майку, вышел в прихожую. Обычно он открывал дверь сразу, но сейчас не хотел тревожить Светлану.
«Если это Андрюха, пошлю его к черту, не открывая».
– Кто там?
– Пицца прибыла, – ответил приятный девичий голос.
– Я не заказывал.
– Не может быть. Возможно, ваши друзья заказали.
Рублев решил договорить на лестнице, чтобы не будить Светлану.
«Ошибка какая то…»
Он шагнул на площадку и прикрыл за собой дверь. Перед ним стояла миловидная девушка и держала в руках картонную коробку. Рублева немного насторожило то, что она боязливо обернулась.
– Распишитесь в получении, – она протянула ручку.
Комбат взял в руки коробку и только хотел черкануть на листке свою короткую подпись, как увидел боковым зрением мужчин, появившихся на площадке этажом выше. Девушка тут же отпрянула к стене.
«Вот оно что…»
Бритоголовый спускался медленно, следом за ним двигался один из тех, кто противостоял Рублеву на пустыре, под глазом у него чернел синяк.
В руках оба сжимали пистолеты. Третий мужчина, узкоглазый, поднимался снизу, тоже вооруженный.
Рублев моментально сообразил:
«Стоять у двери смертельно опасно. Надо оказаться между нападающими, чтобы они боялись перестрелять друг друга».
– Ваша взяла, ребята, – проговорил он, поднимая руки, и делая шаг вперед.
– Стой на месте, ублюдок, – проговорил бритоголовый.
– Хорошо, – Комбат отступил на шаг, и этим на мгновение усыпив бдительность нападавших, пружинисто оттолкнулся от площадки, прыгнул, повалил главаря, покатился с ним по ступенькам.
– Стреляй, стреляй! – он слышал приглушенные крики.
– Нельзя, промахнусь.
Прижавшись к бритоголовому, прикрывшись им, Рублев локтем ударил его в подбородок и вырвал из ослабевшей руки оружие, откатился к стене, прицелился. Два ствола смотрели прямо на него.
– Одного из вас я уложить успею, а то и двоих.
В наступившей тишине слышалось тяжелое дыхание. Мужчины переглянулись. Комбат медленно поднимался. Тот, который стоял парой ступенек ниже, сказал приятелю:
– Он прав.
– Заткнись. Брось пистолет и становись мордой к стене.
– Не ты здесь командуешь, – Рублев резко присел и бросился вперед, стрелять ему не хотелось, не хотелось и нападавшим.
Пистолет в руках Комбата уткнулся стволом в висок бандиту.
– Ты еще не понял? Забирайте дружка и сматывайтесь, пока я добрый. Быстро, брось пистолет своему понятливому приятелю.
Приказ был выполнен без лишних слов. Бритоголовый оттолкнул, пытавшихся его поднять, из разбитой губы текла кровь. Он остановил взгляд на собственном пистолете, оказавшемся в руках врага, но промолчал. Девушка, первой побежала по лестнице, бросив коробку.
– Быстро, за ней!
Через окно подъезда Комбат проследил за сектантами – те сели в машину и уехали. Только сейчас Рублев заметил, пистолет, доставшийся ему, даже не снят с предохранителя. Чертыхнулся.
«Надо быть повнимательнее…»
Он сунул пистолет в карман, обтянул майку.
Зашел в квартиру. Иваницкая, кутаясь в одеяло, стояла в коридоре:
– Что случилось?
– Сосед приходил денег одолжить.
– Ты врешь. Что случилось?
– Я уже сказал.
Ему с трудом удалось успокоить Светлану, хоть та ему и не поверила.
Глава 6
– Борис, – Иваницкая чуть ли не впервые назвала его по имени.
Комбат, не поворачиваясь к ней, усмехнулся.
Но когда их взгляды встретились, на лице его уже не было улыбки.
– Да.
– Я пойду, – сказала Светлана.
– Может, останешься? – он сказал это так, будто произнес «уходи».
Но не слышалось, в его голосе ни злости, ни раздражения, а лишь добрый совет.
– Когда мы еще встретимся? – спросила она.
– Когда ты позвонишь.
– А почему ты не хочешь позвонить сам?
– Не умею, – усмехнулся Комбат, глядя на то, как за окном сгущаются сумерки, как мокрые снежинки прилипают к стеклу и, растаяв, стекают к низу рамы мутными каплями.
Иваницкая вышла в коридор, несколько секунд ждала, выйдет ли вслед за ней Комбат, чтобы подать пальто. Но тот так и не появился из комнаты.
Зато когда хрустнул замок, Борис Иванович догнал Светлану и, не зная, как объяснить ей свою тревогу, протянул ей ключ.
– Зачем?
– Придешь, когда захочешь.
– Но ты не всегда бываешь дома.
– Проблемы в этом нет. Квартира на сигнализации не стоит, брать здесь нечего.
– Ты намекаешь на то, что я могу украсть, пусть даже в шутку?
Комбат, не привыкший к долгому общению с женщинами, растерялся. Он совсем не это имел в виду.
– Ну, мало ли что… Тебе захочется побыть одной…
– Я и так живу одна.
– Нет, иногда такое находит – хочется оказаться в месте, где никто не сможет тебя найти.
– Что ж, спасибо, – маленький плоский ключ от простого замка исчез в кармане женщины, так, словно бы его и не было.
Рублев, даже не одевая куртки, в майке, провел женщину до стоянки, неумело поцеловал Иваницкую в щеку и посадил в такси. Он остался один, заспешил ко двору, обернулся, прикрывая глаза от мокрого снега ладонью. Рублев ждал, посмотрит она в заднее стекло или нет.
Светлана обернулась в самый последний момент, за несколько десятков метров до угла, вскинула руку на прощание и несколько раз сжала и распрямила пальцы, разглядев за темным стеклом силуэт Комбата. Он тоже махнул рукой в ответ.
Машина скрылась за углом. Комбат, держа пальцы на рукоятке пистолета, поднялся в свою квартиру.
«Глупо получилось, – подумал Борис Иванович, опускаясь на диван, еще хранивший тепло недавно сидевшей на нем женщины. – Почему мне кажется, что друзья хотят сделать меня насильно счастливым? Наверное, потому, что оно так и есть, – тут же ответил себе Рублев. – Они видят счастье по-своему, а я – по-своему. Какая разница, женаты мы или нет? Не в бумагах и не в словах счастье. Захотим увидеться – увидимся, а нет – пару месяцев можно и не вспоминать друг о друге. Какой из меня муж? Зарабатывать большие деньги тошно, за них всегда приходится продавать часть совести. Чем больше денег получаешь, тем меньше совести остается в твоем распоряжении».
Эта нехитрая мысль ободрила Комбата, в ней он нашел утешение и объяснение тому, что с ним происходит.
Встал, упершись взглядом в фотографию.
«Как давно это было? Давно, потому что многих ребят нет в живых, а недавно – потому что я почти не изменился. Словно в зеркало смотрюсь, а не в пожелтевший снимок вглядываюсь».
Узкая комната и мебель в ней была расставлена так, что оставляла неширокий проход от окна к двери. Ходи и думай.
Комбат заложил руки за спину и принялся вышагивать по тесной для него комнате.
"Дожил! По блату тебя устраивают на службу.
Конечно, полковник Бахрушин – мужик отличный и справедливый, но один раз я уже обжегся.
Вспомни, чего тебе стоило оставить службу и послать всех подальше! И я оказался прав. Правда, об этом никто не вспоминает, но я-то помню.
На второй раз у меня может не хватить упрямства и духа. Ладно, что тут думать – посмотрим.
Вдруг прав Бахрушин и все еще сложится не наихудшим образом".
Комбат так и не притронулся к выключателю.
Сумерки сгустились до такой степени, что, стоя у окна, он с трудом увидел стул в углу комнаты.
И тут зазвонил телефон, подмигнув Комбату в темноте красным огоньком. То, что звонил кто-то из троих, покинувших недавно его квартиру, Рублев не сомневался. Но кто?
«Подберезский, Иваницкая, Бахрушин?»
И он принялся ждать, подсчитывая, сколько звонков прозвучит до того, как звонивший потеряет терпение. Первой, по его мнению, должна была положить трубку Иваницкая. Она уходила, будучи менее всех остальных уверенная в своих правах на Рублева.