Даже прищурившись, Аркадий Карпович, сумев-таки прочесть компьютерный текст, не понял задач учебно-исследовательского заведения. Зато он обратил внимание на несколько известных фамилий людей, занимавших высокие посты в Совете безопасности, в правительстве, в российской академии наук, числившихся среди учредителей с российской стороны.
– В свое время мои коллеги разрабатывали похожую тему, но и у нас исследования прикрыли.
– Как вы сказали?
– Да-да, прикрыли, – японец смаковал чисто русское жаргонное слово.
– Я не могу распоряжаться результатами разработок, да и документов у меня никаких нет, – начал было Петраков.
– Да-да, я в курсе, что исследования финансировались военным ведомством и результаты засекречены, но со временем гриф «секретно» утрачивает свою силу. К тому же, согласитесь, какой может быть вред, если речь идет о борьбе с сельскохозяйственными вредителями?
«Ну вот, снова начинается», – подумал Аркадий Карпович.
Но он знал, болезненный момент придется пережить, принять его, как данность.
– У меня есть разрешение на то, чтобы предложить вам сотрудничество. Документ в этой папке, в двух экземплярах, один мне, другой вам.
Петраков разложил на столе бумаги и тут же взглядом выхватил две, абсолютно одинаковые.
– Ученого вашего класса, – словно сквозь туман доносилось до Петракова, – трудно найти в мире. Глубокое знание проблемы.
Буквы расплывались, голова кружилась.
– Что?
– Вы согласны немного поработать над прежней тематикой?
– Но документы, результаты исследований…
– Мы не покушаемся на то, что сделано вами раньше. Нам нужны ваши знания, умения. Вы согласны сотрудничать?
– Все это так неожиданно…
Японец поправил на коленях портфель.
– Так много советских ученых осталось без лабораторий, без возможности работать. Наш университет готов предоставить работу многим талантливым ученым.
– Но у меня даже нет нужной литературы…
– Мы доставим все, что вам потребуется для работы. Я думаю, люди, основавшие российско-японский университет, сумеют договориться с вашим руководством, чтобы после окончания исследований вы вернулись к преподавательской работе.
И тут Петраков понял, даже не сказав «да», он дал согласие, ведь теперь он обсуждал с японцем уже последствия сотрудничества. И понял, допустил ошибку. Сперва следует договориться о деньгах, об условиях работы, нельзя продавать себя дешево.
– Где конкретно вы предлагаете мне поработать?
– Здесь, в России, хотя и не в Москве, – уклончиво ответил японец.
– Где именно?
– Если бы под руками нашлась карта, я показал бы вам. Это Прибайкалье. В распоряжение университета передана биологическая станция, законсервированная пять лет тому назад. Оборудование мы поставим из Японии, реактивы, расходные материалы – тоже. Вам придется покинуть столицу на полгода, зато потом… – и японец замолчал, хитро улыбаясь, похлопывая ладошкой по портфелю.
А у Петракова язык не поворачивался спросить о деньгах, хотя именно они, их количество, интересовали его больше всего.
– Как вы понимаете, оплата будет зависеть от того, насколько успешно сложится ваша деятельность, но кое-что я мог бы предложить вам лишь за одно слово «да», – японец запустил руку в портфель и ловко, одним движением вынул из нее две пачки стодолларовых купюр. – Двадцать тысяч.
Пачки легли на край стола, ровно посередине между гостем и хозяином. И хоть Петраков понимал, что если бы все было чисто, то с ним бы ни в коем случае не расплачивались наличными, подвинул деньги к себе.
– Столько же вам передадут перед отъездом.
И если мы получим необходимые результаты, шестьдесят тысяч составят окончательный расчет. Сто тысяч – это не так и много, но большими финансами мы не располагаем. Решайте.
«Даже если кроме сорока тысяч я не получу ни копейки, – подумал Петраков, – этого мне хватит».
– Двести тысяч, – сказал он.
Японец пожал плечами:
– К сожалению, финансовые вопросы обсуждать со мной бесполезно. Мне довели сумму в сто тысяч долларов и эта сумма окончательная, – он качнул носками ботинок, коснулся ими пола, будто бы собирался подняться и уйти. С его лица исчезла улыбка. – К тому же, у меня было предписание начинать с пятидесяти тысяч.
– Сто пятьдесят, – дрогнувшим голосом произнес Петраков и подумал, можно ли назвать сто пятьдесят тысяч суммой с пятью нулями, ведь нулей то четыре.
И внезапно услышал в ответ:
– Хорошо. Сто пятьдесят. Утрясти повышение гонорара я беру на себя. Вы согласны, Аркадий Карпович?
– Когда мы подпишем договор? Когда нужно приступать к работе? От кого я получу точное задание? – начал засыпать вопросами доктора Фудзимото Петраков.
– В самое ближайшее время. Вы же никуда не собираетесь уезжать из города?
– Нет.
– Ну, вот и отлично. Вы обещаете нам сотрудничество, я обещаю вам вознаграждение. Я обязательно отыщу вас в ближайшие дни, – японец поднялся и протянул руку. – Всего хорошего, Аркадий Карпович, рад был с вами познакомиться лично, – и, не дожидаясь ответных любезностей, японец вышел в гостиную.
В доме стояла непривычная тишина. Дети сидели в углу дивана, настороженно поглядывая на гостя, в кухне не звенела посуда, из комнаты дочери не доносилось звуков музыки.
– Хорошие ребята, – усмехнулся японец, глядя на внуков Петракова.
– Я проведу вас.
Доктор Фудзимото взглядом указал на пачки долларов, лежавшие на столе в кабинете, как бы намекая Петракову, мол, пока их никто не видел, лучше убрать.
Когда Аркадий Карпович бросил деньги в ящик письменного стола и закрыл его на ключ, щелкнул замок входной двери. Гость ушел.
А жена и дочь бросились с расспросами к Аркадию Карповичу:
– Кто это? Что предлагал?
– Пока еще ничего определенного, – отнекивался Петраков, – но, возможно, мне предложат работу в новом российско-японском университете.
– И платить, наверное, хорошо будут? – дочь с уважением смотрела на отца. Такое в последние годы случалось не часто.
Петракову хотелось достать из ящика деньги и небрежно бросить их на стол, мол, посмотрите, меня ценят, я кое-что могу. И это только начало.
Но вместо этого он пожал плечами:
– Не знаю, видно будет.
И тут взгляд жены упал на дверь гардероба, чуть приоткрытую. Она конечно же не могла рассмотреть что там в темноте, но, наверное, чувствовала по волнению мужа. Сделала шаг.
Аркадий Карпович, заступил ей дорогу, чуть приподнял руку, останавливая. Женщины обычно ревниво относятся к тому, если мужья начинают сами покупать себе одежду, будто делают это не столько для своих жен, сколько для других женщин. Не являлась исключением и жена Петракова.
– Аркаша…
– Сколько раз я просил тебя не называть меня Аркашей! У меня есть имя.
– Аркадий, – тут же исправилась женщина, но это не изменило ситуацию.
Петраков, как вкопанный, стоял на ее дороге, не подпуская к гардеробу, будто от этого зависели его жизнь или смерть. И жена отступила, зная наперед, что стань она настаивать, все кончится скандалом.
– Это так необычно, – понизила она голос, – раньше к тебе такие гости не ходили.
– Я ученый с… – он хотел добавить «с мировым именем», но благоразумие взяло верх, – с определенными дарованиями и нет ничего странного в том, что за рубежом интересуются моими разработками.
– Папа…
– Отец знает, что делает.
Дочь покосилась на отца. Она старалась припомнить, когда в последний раз он ходил в лабораторию, проводил исследования. Кое-что смутное она припоминала со времен детства. Его исследовательская работа закончилась, когда ей было лет тринадцать-четырнадцать.
Петракову буквально пришлось выталкивать из кабинета родственников, потому что в приоткрытую дверь просовывали головы внуки.
– Все. Просто человек зашел поинтересоваться как я живу и предложил мне работу. Возможно, я соглашусь. Оставьте меня одного, – он навалился плечом на дверь и тут же задвинул ригель защелки. – Уф! – выдохнул и осмотрелся.