– Черт с тобой, Комбат, – сдался наконец Бурлаков, – сразу, так сразу, – и обратился к Подберезскому:
– Андрюха, если хочешь, можем оставить тебя здесь. Помотаешься в самолете туда-назад, а там, гляди, и мы с Комбатом вернемся.
Подберезский сбежал с трапа и нырнул в автобус. Помахал на прощание стюардессе. Та не решилась ехать одним автобусом вместе с ним, как-никак, они с Андреем уже распрощались и глупо было бы стоять после этого рядом.
Рублев тем временем чувствовал только усталость. Ощущение, что он перенесся на тысячи километров, не приходило. Все-таки все современные города похожи друг на друга. Цивилизация – она и есть цивилизация, где бы не находилась. Зато природа… Комбат уже предвкушал, как вдохнет полной грудью чистый лесной воздух, как увидит утреннюю дымку на рассвете.
Гриша Бурлаков действовал быстро и уверенно, Комбату и Подберезскому не приходилось выходить из такси даже тогда, когда их друг объезжал знакомых. И через полчаса в его руках уже звенели ключи от квартиры в Иркутске, от гаража, машины, эллинга и лодки.
В квартире, расположенной на окраине города, они долго не задержались. Один из звонков Бурлакова, и вскоре один из его деловых партнеров привез зачехленные карабины, боеприпасы к ним.
Оставив ненужные вещи и прихватив теплую одежду, на такси отправились к реке. По сравнению с Москвой в Иркутске было еще достаточно холодно. Комбату казалось, он вернулся на месяц назад, река совсем недавно избавилась ото льда.
Эллинг, где стояла лодка, располагался за городом, на берегу у небольшого поселка, имевшего вполне городской вид. Гриша легко открыл поросший инеем замок, и все трое оказались внутри просторного помещения, где на тележке покоился аккуратно выкрашенный белой краской катер с водометным движителем, к которому можно было укреплять и навесные моторы.
– Отличная машина! – не скрывал восхищения Комбат, обходя катер. – Такому и притопленные бревна ни по чем.
– Да, но с одним водометом он идет не очень-то быстро. Мой, – с гордостью сказал Бурлаков.
– Не на гонки же собрались?
– Мы еще один мотор подвесим, и порядок.
А когда Рублев полез осматривать двигатель, Гриша развеял его опасения:
– Все залито, все заправлено, двигатель перебран. Мне ерунду не подсунут.
В катере оказались и канистры с горючим и продовольствие, хоть ты бери и прямо сейчас отправляйся в дорогу.
– Только учти, Андрюша, никаких баб там нет километров на сто вокруг, а то и больше. Так что придется тебе вспоминать стюардессу, как последнюю женщину, которую ты видел.
– Не только видел, – усмехнулся Подберезский.
– Будет тебе заливать! В самолете у вас ничего не было.
Бурлаков распахнул ворота и общими усилиями они спустили катер на воду.
– До заката успеем, – Бурлаков посмотрел на часы.
Тарахтел двигатель, катер подрагивал в ледяной воде.
Минут через пятнадцать катер легко скользил, глиссируя, подпрыгивая на волнах.
– Ну, молодец Бурлак! – восхищался Комбат. – Я-то думал, пьянку устроишь, с бабами, с баней, как у новых русских, а ты решил по-другому.
– А как же! – отвечал Гриша, глядя сквозь забрызганное чистой водой стекло на реку. – Кроме баб, я тебе все удовольствия, Комбат, обещаю. И баня будет, и водка, и охота. Только все по-настоящему, без трепа и загонщиков.
Заложив вираж, Бурлаков лихо обогнал медленно ползущую баржу и, пролетая рядом с буксиром, отчаянно просигналил. Буксир ответил глухим гудком.
– Это тебе не Москва-река, здесь вода чистая, пить можно. – И купаться, если бы было потеплее.
– Если в баньке как следует распариться, то и в такую можно окунуться.
– Сперва льдины от берега отогнать придется.
Над крутым берегом тянулся мрачный лес.
Откосы устилал снег, немного посеревший по весне, но все еще искрившийся в лучах неяркого солнца.
– Свобода, свобода, Комбат! – кричал Бурлаков, подтягивая сектор газа до предела. – Лодка – это свобода, карабин – это свобода. Надоело жить в клетке дел.
– А кто тебя заставляет?
– Сам себя. Деньги, проблемы… А для счастья так мало надо – друзья и свобода.
Лишь изредка цивилизация напоминала о себе то баржей, то бакеном, то небольшой деревушкой, то покосившимся деревянным причалом, к которому и подплывать-то опасно.
Подберезский тем временем сидел на капоте, прикрывавшем двигатель, и разбирал карабин, аккуратно укладывая детали на куски промасленной материи.
– А самое главное, – продолжал Бурлаков, – когда смотришь на великолепие природы, забываешь о политике. Проживи здесь целый месяц и не вспомнишь, что существует электричество, телевидение. Не пожалеешь об этом!
Карта, прижатая к панели тремя обломками магнита, трепыхалась на ветру. Комбат следил за тем, чтобы с разгона не пролететь место впадения в Ангару ее небольшого притока – Улы.
Казалось дорога по воде окажется бесконечной, но все же, настал момент, когда поворот Улы замаячил впереди.
– Еще один изгиб и налево, – предупредил Рублев сжимавшего штурвал Бурлакова. – Это тебе не шоссе, указатели здесь не стоят.
Катер, завалившись на левый бок, заложил вираж и оказался в кристально-чистой, довольно широкой реке с каменистыми берегами. Дно просматривалось даже в самых глубоких местах. Чистая, почти лишенная водорослей вода бежала быстро. Катер стал продвигаться значительно медленнее, хотя вода и бурлила за кормой, выбрасываемая водометом.
– Десять километров вверх по течению и мы у цели, – как ребенок, радовался Бурлаков.
Лед еще сохранился у самых берегов, и Гриша следил за тем, чтобы не распороть обшивку катера об острые края.
– В этих местах ждать помощи, если у тебя нет рации, можно не одну неделю.
– О плохом не думай.
Подберезский не удержался, перегнулся за борт и, зачерпнув воду пригоршней, принялся жадно пить. А затем радостно воскликнул, заметив в глубине тень метнувшейся рыбы:
– Тут тебе не только охота, но и рыбалка классная будет – Все будет, Андрюша, я в плохое место не приведу, выбирал долго.
Солнце уже клонилось к западу, когда из-за поворота реки показалось маленькое бревенчатое строение, примостившееся на выступе скалы.
Вниз, к воде, вела металлическая сварная лестница, ржавая, но с виду крепкая.
Катер с разгону ткнулся носом в песок и замер. Замолк двигатель. На поверхности воды закачались обломки тонких льдинок.
Катер вытащили на берег, надежно привязали к вросшему в скалу дереву, все-таки паводок еще не прошел, и вода могла подняться в любой момент, лишь только начнется оттепель.
– Здесь, что ли, жить будем? – Комбат кивнул на бревенчатое строение с маленьким окошком, забитым фанерой.
– Ты что, Комбат! Это банька, дом выше. Сейчас увидишь.
Нагруженные, мужчины стали подниматься по тропинке.
Глава 16
Стучали колеса на стыках рельсов, гремели вагоны, покачиваясь. Однообразное движение убаюкивало, напоминая покачивание колыбели. Только вместо нянек и заботливых матерей, которые напевают бесхитростные простенькие песенки своим сыновьям, здесь разместились другие люди. Время от времени слышалась грубая брань, из проходов в вагонах лязгали железные дверцы, в зарешеченных окошках появлялись лица солдат, злые и недовольные.
– Ну что, спим? – обращался конвоир к заключенным. – А я сказал – не спать! Захочу, будете стоять всю ночь, пока нас не сменит другой караул, ясно? – кричал в маленькую камеру сержант-конвойник и на его губах появлялась слюна – верный признак раздражительности и бешенства.
– Да что вы, гражданин начальник, мы же мирные, мы спокойные.
– Я сказал не курить!
– Так никто и не курит, – говорил кто-нибудь из заключенных.
– А почему дымом тянет?
– Слушай, гражданин начальник, отвяжись ты от нас.