— Ширилло, у тебя тоже такой? — спросил Харрис.
— Да.
— Выглядит как хороший набор.
— Так и есть, — сказал Ширилло. — Я задействовал всего себя, потратил пару недель, затачивая их, где это было необходимо, шил ремень и мешочки в обувной ремонтной мастерской моего брата.
Харрис почесал почерневший подбородок, посмотрел на подушечки своих пальцев и сказал: «Ты думаешь, мы должны будем вламываться, да?»
— Если все основные двери и незапертые окна будут чертовски неприступными, — сказал Такер. — Мы сделаем свой собственный вход.
Харрис кивнул.
— Ещё одна вещь, — сказал Такер. Он взял большую сумку цвета хаки, которую Пол Нортон отдал ему вечером, открыл её и достал две компактные переносные рации. Он дал одну Ширилло, а другую взял себе, закинул её на плечо, и она повисла на его правом бицепсе. Он объяснил Ширилло, как обращаться с радиостанцией, потребовал, чтобы он её проверил, убедился достоверно, что парень знает, что делает.
— У меня не будет такой? — спросил Харрис.
— Ты и так несёшь пулемёт, — обратил внимание Такер. — Возможно, нам будет необходимо разделиться и выйти из поля зрения друг друга. Я не собираюсь, тем не менее, разделять нас всех троих. Ты всегда будешь либо с Джимми, либо со мной, и когда мы пойдём по двум разным путям, мы сможем держать связь с помощью них. Позже, конечно, они нам понадобятся для связи с Полом.
— Вертолётным жокеем? — спросил Харрис.
— Да.
— Хотелось бы с ним встретиться.
— Тебе скоро представится такая возможность.
Они собрали всё, что находилось не в «бьюике», когда украли машину — одежду, которую сняли, «дипломат», в котором лежало три пистолета, сумки, в которых была одежда, которую они теперь одели, чёрный грим, все чеки — в большую сумку, в которой раньше лежали рации. Сумка заполнилась до отказа.
— Я ненадолго, — сказал Такер.
Он совершил пятиминутную прогулку по лесу, зашёл глубже того места, где стояла машина, и, когда он почувствовал, что он достаточно далеко от «бьюика», бросил большую сумку в темноту деревьев. Она отскочила от ствола сосны, ударилась ещё несколько раз, приземлилась с грохотом в густой зелени и там и осталась. Вроде бы достаточно неплохо. Он вернулся к остальным.
Они потратили десять минут на то, чтобы протереть «бьюик» внутри и снаружи, до тех пор, пока не убедились в том, что никто не сможет снять с него отпечатки пальцев. Они не беспокоились об отпечатках на украденных «шеви» и «додже», которые разбили на территории поместья Баглио, потому что знали, что Баглио спрятал эти развалюхи, и что у полиции нет шансов добраться до них. Сейчас же — другое дело, потому что «бьюик» будет брошен здесь и будет возвращён законному владельцу. Они это сделали, несмотря на то, что в картотеке были отпечатки только Харриса, а отпечатков Ширилло и Такера там ещё не было. Ширилло был слишком молод для того, чтобы быть пойманным; Такер был просто слишком осторожен. Также Такер нигде не упоминался под его настоящим именем как владелец квартиры в пентхаузе на Парк-авеню, и он сильно надеялся, что этого никогда не произойдёт; богатые люди редко подвергаются такому унижению, до тех пор, пока отношения между ними не будут настолько натянутыми, как разъярённый кулак, и Такер намеревался оставаться совершенно законопослушным в отношении своего настоящего имени. Также, так как он фигурировал везде как Такер, его настоящее имя и окружение могло сохраняться в секрете; даже если его арестуют и назначат срок, выпустив под залог, он мог забыть об имени Такер навсегда и возвратиться в мир Парк-авеню, не сильно беспокоясь о том, чтобы быть выслеженным и схваченным. Если же отпечатки Такера окажутся в картотеке, то это может серьёзно помешать его мобильности.
Такер захлопнул последнюю открытую дверь «бьюика», используя свой носовой платок, чтобы оставить её чистой. Он положил платок в карман и повернулся к Ширилло. «Время?»
Ширилло посмотрел на часы в бледно-жёлтом свете фонарика, и сказал: «Без четверти три».
— Куча времени, — сказал Такер.
Когда Ширилло выключил фанарик, вокруг них была полная темнота. Толстые перекрещивающиеся сучья сосен даже закрывали тусклый свет звёзд.
Такер сказал: «Мы ничего не забыли?» Он знал, что ничего, но ему хотелось дать Питу Харрису почувствовать, что он помогает руководить операцией.
Никто не ответил.
Проверив медицинские перчатки из тонкой резины, которые они все надели, когда сменили одежду, Такер сказал: «Тогда пошли. Нам нужно пройти приличное расстояние, и мы можем использовать фонарик только на половине этого пути».
Они выдвинулись к особняку Баглио, когда ночь сомкнулась вокруг них, и умолкшие сверчки возле «бьюика», оставшись снова одни, возобновили своё стрекотание.
Их марш проходил параллельно основному шоссе, хотя при этом они были невидимы с него. Через некоторое время они подошли к частной щебёночной дороге Баглио. Возвратившись снова в лес, всё ещё сопровождаемые лучом фонарика, они вышли на извилистую тропинку, так как она врезалась вглубь территории, и начали взбираться вверх по стёртым известковым холмам. Деревья были толстыми, как и ежевичный подлесок. Но олень, более мелкие животные и потоки воды при ливнях пробили путь через наиболее слабую растительность. Эти природные следы часто блуждали в основном между двумя точками, но они предлагали более лёгкий путь, чем те, которые могли выбрать люди среди кучи кустов, скал, рвов и ежевики со всех сторон. Чтобы пройти большее расстояние, из того, которое они должны пройти, они пробегали тридцать шагов на каждые десять, которые они шли, пробежав настолько далеко, насколько смогли за три минуты, на одну минуту перешли на шаг, пробежали ещё три, снова перешли на шаг. Такер хотел увидеть особняк в три тридцать и оказаться внутри него не позднее, чем без четверти четыре. Это даст им достаточно времени до рассвета для того, чтобы сделать то, что они должны сделать.
Бегущий сквозь темноту с по-сумасшедшему трясущимся светом, освещавшим узкую тропинку перед ним, Такер вспомнил кошмар, который он увидел в комнате Харриса в отеле: руку, выходящую внезапно из тени, двигающуюся украдкой сквозь ленточки тьмы и голубого света, подкрадывающуюся к обнажённой Элиз.
Он не мог избавиться от бредовой мысли о том, что такая же рука сейчас находится за ним, что она уже избавилась от Харриса самым жестоким образом, что она обхватывает Ширилло в этот самый момент и сожмёт его холодными железными пальцами в любой момент.
Он бежал, потом шёл, затем ещё немного бежал, вслушиваясь в догоняющие шаги двух мужчин, которые следовали за ним.
Они дважды останавливались для отдыха, каждый раз ровно на две минуты, но ничего друг другу не говорили. Восстановление дыхания — это всё, что их волновало. Они смотрели на землю, вытирая пот со своих глаз и, когда время заканчивалось, снова двигались дальше. Самое тяжёлое дыхание было у Харриса, то ли оттого, что он единственный уставал, то ли от страха такой силы, какую усталость Такера не позволяла оценить. Преступная жизнь предназначалась только молодым людям.
Через пятнадцать минут после того, как они двинулись в путь, Такер выключил фонарик и намного замедлил их шаг. В 3:35 ночи они подошли к границе леса и к началу безукоризненно ухоженного газона Баглио.
В лесу, когда они были на пути от территории для пикников, где они сменили одежду, тонкий слой низкого тумана прицепился к нижней части деревьев и запутал подлесок как клубок тонких лохмотьев, время от времени мешая обзору, холодный, влажный и обволакивающий. Здесь же, на пространстве, открытом от рядов деревьев, сжимающих туман между ними, разлившийся по газону с кое-где встречающимися кустами, он стелился как километры и километры лоскутных одеял. Огни под опорами на дорожке для прогулок перед особняком, рассеивались из-за него, так же, как и тусклые огни, которые светили из нескольких нижних окон. Результатом был зловещий жёлтый свет, заполнивший газон прямо перед зданием, но ничего не освещавший, пробивающийся сквозь плотные тени, но не разгоняющий их.