Я осмотрел кабинет. Комната была без окон, освещена скрытым флюоресцентным светом, тихо урчал кондиционер. Мебель — громоздкая, темного цвета. На стенах висели фотографии яхт под надутыми парусами, ныряющих людей в полете, теннисистов, поздравляющих друг друга с искусственными улыбками на лицах. На столе стояло несколько книг, зажатых подставками в виде слонов, сделанных из черного полированного камня.
Бассет раскурил трубку, выпустил облако голубоватого дыма и сказал:
— Я так понимаю, мистер Арчер, что вы — профессиональный телохранитель.
— Да, это так. Но я редко берусь за такую работу.
— Но, как я понимаю... Почему редко?
— Потому что приходится жить рядом с противными ничтожествами. Обычно им требуются телохранители для того, чтобы было с кем разговаривать. Или же они страдают манией преследования.
Он криво улыбнулся.
— Я вряд ли могу это расценить как комплимент. Или, может быть, у вас и не было намерения делать комплименты?
— Вы ищете себе телохранителя?
— Не уверен. — И осторожно добавил: — Пока обстановка более или менее не прояснится, я в общем-то не могу сказать определенно, что мне нужно.
— Кто рекомендовал вам меня?
— Один из наших членов как-то назвал мне вашу фамилию некоторое время назад. Джошуа Северн, автор телевизионных передач. Может быть, вам интересно узнать, что он характеризует вас как молниеносного исполнителя?
— Хм. — Лесть противна именно потому, что люди ждут ответной лести. — Зачем вам нужен сыщик, мистер Бассет?
— Я объясню. Один молодой парень угрожал мне — покушался на мою безопасность. Послушали бы вы, что он говорит по телефону!
— Вы разговаривали с ним?
— Не больше одной минуты вчера вечером. Как раз в середине праздничного вечера — ежегодной после рождественской встречи. Он звонил из Лос-Анджелеса и сказал, что приедет сюда и проучит меня, если я не дам ему некоторую информацию. Это ужасно меня перепугало.
— Информацию какого сорта?
— Такую информацию, которой у меня просто нет. Думаю, что он находится сейчас на улице, поджидая меня. Встреча закончилась очень поздно, и я остался здесь на ночь, провел остаток ночи. Сегодня утром сторож у ворот позвонил мне и сказал, что появился молодой человек, который хочет меня видеть. Я сказал, чтобы он его не впускал. Вскоре после этого, когда собрался с мыслями, я позвонил вам.
— А что именно вы хотите?
— Избавьте меня от него. У вас должны быть свои методы и приемы. Конечно, я не хочу, чтобы применялось насилие, если только это не окажется абсолютно необходимым. — Его глаза бледно светились в клубах дыма. — Кто знает, может и окажется. У вас есть пистолет?
— Да, в машине. Но я не играю роли наемного убийцы.
— Ну, разумеется. Вы неправильно поняли меня, дружище. Может быть, я недостаточно ясно выразился. Я сам испытываю отвращение к насилию. Я просто имел в виду, что вам может пригодиться пистолет, как... э-э... как инструмент убеждения. Не могли бы вы просто препроводить парня до железнодорожной станции или в аэропорт и посадить на самолет?
— Нет. — Я поднялся.
Он проводил меня до двери и взял за локоть. Мне не понравилось его панибратство, и я резко отстранился.
— Послушайте, Арчер. Я — небогатый человек, но у меня имеются кое-какие сбережения. Я заплачу вам триста долларов, чтобы вы избавили меня от этого парня.
— Избавил вас?
— Конечно, без насилия.
— Простите, не пойдет.
— Пятьсот долларов.
— Это невозможно. То, что вы предлагаете, равносильно похищению, а это карается законами Калифорнии.
— Боже милостивый, я не имел в виду этого. — Он был искренне потрясен.
— Подумайте об этом. Человек вашего положения мог бы лучше знать законы. Пусть им займется полиция, почему вы не обратитесь туда? Вы говорите, он вам угрожал.
— Да. В частности, он грозил, что изобьет меня кнутом. Но нельзя же обращаться вполицию с такими вещами.
— Почему же? Можно.
— Но не мне. Это ужасно старомодно. Я стану посмешищем для всех южных штатов. Похоже, вы не улавливаете здесь личные аспекты, старина. Я — управляющий и секретарь совершенно первоклассного клуба. Лучшие люди побережья доверяют мне своих детей, своих дочерей. Меня не должна коснуться и тень скандала — вы знаете, тут нужна репутация, как у верной жены Юлия Цезаря — Кальпурнии.
— Что же в этом деле скандального?
Претендующий на мораль Кальпурнии вынул изо рта трубку и выпустил в воздух дрожащее кольцо дыма.
— Я надеялся, что не придётся рассказывать об этом. И, конечно, не думал, что придется подвергнуться перекрестному допросу. Однако что-то надо сделать до того, как дело непоправимо ухудшится.
Его подбор слов вызвал у меня чувство досады, которая явно отразилась на моем лице. Он умоляюще посмотрел на меня, но я не внял его мольбе.