Правда, один «укус» Батеньков сделать сумел. Под благовидным предлогом (командировка в Псков) он сместил с должности заместителя командира повстанцев — младшего из братьев — Ипполита. Общее командование отрядом (до дивизии всё-таки недотягивали) было возложено на генерал-майора Каховского, которого Муравьёв-Апостол недолюбливал.
Построение было классическим. Впереди — ахтырцы, в центре — пехота. В арьергарде шлёпали «повстанцы», которые так и не смогли полюбить хождение в ногу. Еланин уже не пытался учить их такой премудрости, как ни пытался бороться с верными «козацкими» трубками.
...Дорога до Тихвина не нравилась с самого начала. Пока шли, местное население не то что не выходило чествовать воинов хлебом-солью (этого никто и не ожидал!), а вообще предпочитало хватать пожитки и удирать. Отряд проходил через «вымершие» сёла и деревни.
— Как французы идём, — буркнул один из старых солдат Черниговского полка.
— Почему как французы? — удивился ротный офицер-петербуржец, по молодости лет не заставший войны с Наполеоном.
— Когда французы в Москву шли, их так же встречали. Улицы — пустынные, дома — закрытые. А людишки, наверное, в лесах попрятались, — угрюмо объяснил ветеран. — Вы бы, Ваше благородие, сказали, чтобы воду в колодцах не пили. Не ровен час — отравы какой накидали!
«Вот и старайся, неси этим скотам свободу», — с горечью подумал прапорщик, помнивший весёлый азарт революционных речей накануне восстания, революционные песни, холод штыков и мороза и бесшабашную удаль его солдат и радость питерской черни в декабре. Но вмешиваться офицеру не пришлось. Видимо, точно такие же соображения были и у «главнокомандующего», который приказал делать днёвку не в селе, а выйти к речке. Да и не речка вовсе, а так — один из многочисленных ручейков, впадающих в Волхов. Курица вброд перейдёт.
Две тысячи ног мгновенно взбаламутили всю воду. В поисках чистой водицы нижние чины разбрелись вдоль русла. После долгого и пыльного марша по непривычной для конца августа жаре солдаты снимали с себя мундиры, намачивая нательные рубахи. И тут... с кручи противоположного берега раздались выстрелы. Немного, всего с десяток. Но среди солдат началась паника. Кто искал защиты за стволами деревьев, кто-то ринулся за составленным в пирамиды ружьём. Кто-то даже успел выстрелить. Но постреляли, скорее, для собственного успокоения, потому что попасть ни в кого не попали. Гусары, расседлавшие лошадей и пристроившиеся ниже по течению, бросились было прямо на спины коней, но было поздно.
Пока доехали, пока узнавали в чём дело, пока переехали речку, пока взбирались... Нападавшие убежали, оставив в воде стонущих и ругающихся солдат. Раненых вытащили к деревьям, а единственный лекарь принялся суетиться, пытаясь хоть как-то помочь. Выяснилось, что кроме пострадавших от пуль неприятеля, были и пострадавшие от своих. Кто-то в сутолоке сломал руку, кому-то полоснули штыком по лицу...
К увечным подъехали старшие офицеры.
— Что скажете, господа? — спросил генерал Каховский.
— Партизаны, — уверенно заявил капитан Бестужев-Рюмин. — Выждали удобный момент и напали. Да и стреляли они скверно! Нет ни одного убитого!
— Вы думаете? — улыбнулся Каховский. — А каково ваше мнение, Сергей Иванович?
Муравьёв-Апостол, хлебнувший пороха, был не столь категоричен, как его друг:
— Видите ли, Мишель, — обратился он к капитану, — в настоящей войне убивать врага необязательно.
— Почему? — удивился Бестужев-Рюмин. — Зачем же тогда и воевать, коли не уничтожать противника?
— Вы обратили внимание, куда стреляли нападавшие? Правильно, в ноги. И, заметьте, нет ни одного попадания ни в живот, ни в грудь — хотя это значительно легче, нежели в колено. И, бьюсь об заклад, что нет ни одного промаха! Какие выводы мы можем сделать?
— Штабс-капитан Клеопин использует кавказскую тактику, — с трудом выговорил Еланин. — Он рассказывал, что «ермоловцы» переняли её у горцев. Нападать внезапно. При нападении — не убивать, а калечить. После внезапного удара — уходить, унося тела.