Клеопин, закусив губу, наблюдал, как бывшие офицеры подходили к отцу-игумену, а потом, просветлённые, занимали своё место в строю. Когда последний из них вернулся, скомандовал:
— Господа офицеры... бывшие, хотел сказать, офицеры! Равняй-с! Смирно!
И хотя не подают офицерам такой команды, но строй замер, как на императорском вахтпараде.
— Красиво! — с уважением сказал полковник. — Вижу — умереть за идею и присягу свою... липовую вы готовы. Только — не будет вам этого. И я не буду сейчас играть в благородство и обещать похороны с воинскими почестями. Посему — коль скоро мне разрешено поступить на своё личное усмотрение, то оно таково: пойдёте в штрафованный полк. А кем вас там князь Константин поставит — унтерами ли, офицерами ли, — ему виднее...
Один из офицеров дёрнулся было протестовать, но был остановлен свирепым рыком Клеопина:
— Мне, господа, в данное время глубоко плевать на ваши личные чувства и амбиции, потому что на Кавказе ни воевать, ни командовать некому! Негоже будет, если я двадцать гвардейских офицеров прикажу расстрелять. Роскошь это, господа... Я просто прикажу заковать вас в кандалы и отправить вслед за нижними чинами. А ежели кто обиду на меня затаил, то милости просим-с — к барьеру-с! Вот только стреляться я с вами пойду только после того, как император в Петербурге на престол сядет или когда мы и поляков, и горцев на место поставим. Ну, а ещё тогда, когда Его Императорское Величество вашу вину простит. И, — развёл он руками, — не ранее этого. Если живы останемся...
Николай жестом подозвал фельдфебеля Цветкова:
— Максим Александрович, распорядитесь: господ бывших офицеров заковать в кандалы, в ножные, да пусть их в барки грузят, что купечество заготовило.
Когда мятежных офицеров уводили, кажется, многие из них не скрывали вздоха облегчения. Всё-таки жизнь — штука славная! А честь, в данном конкретном случае, не затронута...
К Клеопину подошёл озабоченный подполковник Беляев:
— Николай Александрович, — обратился он к командиру. — Может, не стоит их в кандалы-то?
Полковник немного подумал, потом, подняв взгляд на подполковника, решил:
— Знаете, Сергей Валентинович, а пожалуй, что вы и правы! Знаете что... Сходите-ка вы сами к ним да возьмите с них слово, что ежели доведут всех солдат до Ярославля, то заковывать их не будем. Дадут?
— Куда они денутся, — улыбнулся старый служака. — Кавказ — он, конечно, не гвардейские казармы, но всё лучше, чем расстрел или каторга. Да и потом, разговаривал я тут кое с кем из офицеров — им и самим вся эта каша надоела. Определённости хочется.
— Вот и ладно, — облегчённо выдохнул полковник. — Заодно и на конвое сэкономим. Отправим с ними десятка два нестроевых.
— Не мало? — озаботился подполковник. — На почти что тысячу человек?
— Ежели по правилам, так на их этапирование мне нужно сотни две людей посылать, с ружьями. Да где ж их взять? Пусть нестроевые чины и отправляются, без оружия. Чтобы провизией занимались да лодочников поторапливали. А на барках да лодках офицеры старшими будут. Они и за порядком проследят, и помощников себе подберут.
— А коли разбегутся?
— Разбегутся, так и хрен с ними, — махнул Клеопин. — Всей гурьбой не побегут. А один-два... Но ведь бывает, что и с этапа сбегают. И рекруты бегают. Куда им деваться? Главное, чтобы Цветков их продовольствием снабдил. Будут еда да надежда на прощение — не разбегутся.
...Утром Клеопин с трудом раскрыл глаза. Вернее, вначале разлепил один, а узрев, что рядом с ним сидит сам настоятель, разодрал и второй.
— Оклемался? — неласково спросил владыка.
Игумен выглядел как человек, уставший до полусмерти. Тёмные круги под глазами и серая кожа выдавали, что он не спал эту ночь.
— Мне бы водички, — сгорая со стыда, пробормотал полковник.
— Водички ему... — криво усмехнулся владыка. — Ладно, возьми вот...
Настоятель протянул офицеру кринку и даже попридержал её, потому что руки у господина полковника зело тряслись...
— Ух ты, — выдохнул полковник, выпивая до дна кисловатую, но очень приятную на вкус жидкость.
Голове стало легче и глаза совершенно открылись. Вспомнилось, как пили вчера за упокой души капитана Еланина. Вспомнилось столько имён, за которых следовало выпить, что...
— Простите, владыка, — робко сказал Николай, чувствуя себя маленьким мальчишкой.
— Глупый ты глупый, — вздохнул настоятель, будто бы угадал его мысли. — И что, думал, от водки тебе легче станет?
— Не знаю, — честно ответил полковник.