Плохо, если все опять пойдет прахом, но со временем мир излечится. Разве такое случается в первый раз?
Он прекрасно знал, чем кончится эта нелепая затея. Как ничтожно! Как банально! Как незначительны по сравнению с вечным проблемы, которые полностью завладели его вниманием!
Как он презирает их всех. Они не видят ничего дальше своего носа. А ведь решение лежит на поверхности. Они делают ошибку за ошибкой.
Просто безумие какое-то. И зачем только он отвлекся от своих размышлений и стал наблюдать за ними? Надо прекратить это глупое занятие.
ГЛАВА 30
Харамис отвернулась от треснувшего окна и нетвердой походкой вернулась обратно к кушетке. Потрясение, растерянность, которые овладели ею, когда она была разбужена землетрясением и воплями колдуна, начали проходить, на смену им пришла ужасная реальность: огромная армия галдящих, трубящих в горны захватчиков, теснившаяся за крепостными стенами, ринулась в образовавшуюся брешь подобно тому, как потоки воды прорываются сквозь пробитое днище лодки.
И среди этой орды был Орогастус.
Что ей делать? Что она может сделать?
Прежде всего нужно собраться с мыслями и спокойно все обдумать. Она упала на кушетку и приложила ко лбу талисман. Вот так. Так будет лучше.
Страшное землетрясение, разрушившее большую часть Дероргуилы, почти не затронуло бастиона Зото. Только посуда упала с полок и со стола и разбилась. Сквозь треснувшее окно просачивался дождь, занавески слегка намокли. Опять становилось холодно. Она знала, что это неизбежно.
Сколько времени она проспала? Час? Вряд ли больше. Но она чувствовала себя немного бодрее. Подняв талисман, она заговорила с сестрами:
— Анигель! Кадия! С вами все в порядке? Появилось изображение. Они были в тронном зале бастиона с маршалом Ованоном, лордом Пенапатом, советником Лампиаром и несколькими рыцарями. В воздухе стояла пыль. Стулья были перевернуты, повсюду валялись подсвечники, бумаги и всякие мелкие предметы. Кадия помогала пожилому Лампиару вылезти из-под тяжелого стола заседаний, который, видимо, служил им укрытием во время землетрясения. Королева поддерживала Ованона, тот остался невредим, но вид у него был растерянный.
— С нами все в порядке, — сказала Кадия, взглянув на признак Великой Волшебницы, выткавшийся в воздухе. — правда, мы перепугались, когда начала падать огромная люстра. К счастью, я догадалась остановить ее с помощью своего Черного Триллиума. Неужели все это натворил ублюдок Орогастус?
— Нет, — сказала Великая Волшебница. — Сейчас он так же растерян, как и я. Землетрясение — еще один симптом нарушенного равновесия мира.
Кадия и Пенапат склонились над Лампиаром, прикладывая ему ко лбу марлю, смоченную в вине. Ованон усадил королеву на стул. Потом он спросил Великую Волшебницу о состоянии дворца после подземных толчков.
— Я осмотрела его довольно бегло, но могу сказать, что ситуация довольно плачевная. Возле главных ворот в стене пробита большая брешь, и толпы врагов заполняют внутренний двор. Западная башня рухнула, восточная дала трещины; несмотря на это, внутри осталось много наших солдат.
— А бастион цел?
— К счастью, да. Маршал кивнул.
— Отлично. Мне нужно собрать войско, оставшееся снаружи, здесь. Мы постараемся укрепить двери и удержаться хотя бы на западных и южных позициях. Задние ворота крепостной стены должны оставаться открытыми для короля Антара. Мы так надеялись, что он подойдет вовремя.
Харамис быстро взглянула на короля.
— Он будет здесь не раньше чем через час. Ованон сказал:
— Пенапат, Лампиар, вам придется создать укрепления внутри самого бастиона. Давайте поспешим!
Рыцари и военачальники спешно покинули тронный зал, оставив Кадию и Анигель наедине с призрачной фигурой Великой Волшебницы.
— Ари, как там мои дети? — спросила королева.
— Сейчас я разыщу их. Подожди. — Через минуту Великая Волшебница сказала: — Джениль в своей комнате с Имму. А Ники… может быть, он хотел посмотреть, не подходит ли Антар, или ему в голову пришла дикая идея поучаствовать в сражении. Я обнаружила его около задних ворот, возле укреплений. Там страшная неразбериха, при землетрясении многое разрушилось. Лицо у Ники поцарапано, одежда разорвана, он в сознании, сидит среди раненых. Мне не видно, насколько он пострадал.
— Иди к нему, Ари! — жалобно крикнула Анигель. — Спаси его!
— Я… я сомневаюсь, что смогу перенести себя туда. Во всяком случае, не сразу. Колдовство требует сосредоточения. Прости меня, Ани, но я так мало спала, а тут это землетрясение. Если я, не окрепнув, начну действовать…
Королева вскочила на ноги.
— Тогда я пойду за Ники сама!
— Отправишься в самое пекло? — в ужасе спросила Кадия.
— Да! — дико крикнула Анигель. — Если Ари отказывается помочь моему сыну, тогда я вытащу его!
Кадия встала со стула, взяла сестру за плечи и встряхнула. Ее присыпанные пылью рыжие волосы взметнулись, глаза загорелись.
— Нет! Ты никуда не пойдешь! Вспомни, кто ты такая! Вспомни, кто такая Великая Волшебница и какому священному делу она служит! Именем Господа заклинаю тебя, сестра, побори страх и малодушие, иначе ты и вовсе лишишься здравого смысла и решительности! Веди себя как подобает королеве!
— Да, я знаю, кто я. — Анигель забилась, как пойманный в силки зверек, и зарыдала. — Я слабая, злая, меня все презирают! Я не достойна своего священного сана! — Внезапно она перестала вырываться и откинулась назад, сломленная горем. — Ты права, Кадия. Скорее всего, мне не удастся спасти своего бедного сынишку. Он умрет, как и все мы. И не от злой магии Орогастуса, не от мечей его подлых наемников, а из-за наступления Вечного Ледника!
Кадия разжала руки. Она опустилась на колени и ласково обняла сестру.
— Милая моя сестренка. Ты ошибаешься. Я знаю, ты страшно переживаешь из-за начавшегося разрушения мира и во всем винишь себя. Мы все виноваты, так как все вели себя эгоистично, высокомерно и неразумно! Гордыня заставляет тебя обвинять во всех несчастьях одну себя!
— Гордыня? Ты несправедлива ко мне. У меня много грехов, но я никогда не была ни гордой, ни высокомерной.
— Ты всегда была гордячкой, несмотря на кажущуюся мягкость. Именно гордыня сделала тебя эгоисткой, и ты стала слепа, перестала замечать очевидное. Долгие годы ты не хотела признаться себе самой, что в твоем процветающем королевстве что-то может не клеиться. В своем ослеплении ты отказывалась видеть существующие несправедливости. Ты просто желала счастья себе, своему мужу и своим детям и каталась как сыр в масле.
— Разве это большой грех? — вскричала Анигель, вспыхнув от негодования.
— Для человека твоего ранга это становится большим грехом. Твоя безопасность, твое благополучие, счастье твоих близких важны, но это не самая важная вещь на свете. Есть вещи гораздо более ценные и чувства более благородные. Иногда во имя них приходится идти на страшные жертвы, даже на смерть… или, что еще ужаснее, смириться со страданиями, гибелью других людей. Миловидное лицо королевы стало недоумевающим. Она явно смутилась и, храня молчание, упорно отводила глаза от сестры.
Кадия продолжала все так же настойчиво:
— Я знаю, когда-то в тебе были и благородство и великодушие. Покопайся в душе. Поставь свой монарший долг выше личных интересов. Перестань плакать, обвинять себя и предаваться отчаянию — ведь оно превратило тебя в тряпку. Твои терзания не просто бесплодны — они отравляют тебя! Люби свою семью, своих друзей, свою страну и весь мир. Но люби не ради собственного благополучия, а из благородных побуждений — с той мудростью, с какой любит нас Триединый. Я знаю, ты способна любить по-настоящему.
— Кади… если бы я могла поверить тебе…
— В глубине души ты сознаешь, что я права, говоря о твоем эгоизме, иначе твой цветок не покраснел бы от стыда.