— Вам лучше?
— Да, — ответил я.
Без рейсов "Молодежной компании" Билл Тиррелл так и оставался бы чудаком, помешанным на кораблях. Благодаря Кристоферу он превратится в корму без корабля.
— Как ваше расследование? — спросил я.
— Расследование?
— Ну да, гибели Леннарта Ребейна?
Надя пожала плечами.
— Прекрасно. — Она явно не сочла нужным ответить на мой вопрос.
— Вы очень добры, что остались поухаживать за мной, — сказал я.
Она улыбнулась. Улыбка у нее была на удивление теплой.
— Здесь лучше, чем в гостинице. Я раньше никогда не жила на яхте. — В глазах ее снова промелькнул восторг, который я заметил, когда она в первый раз спросила про кофе. Это была совершенно детская радость, при виде которой хотелось стиснуть Надю в объятиях. Ее было бы нетрудно обнять.
Спокойно, Тиррелл, подумал я. Вокруг этой дамы вьются вопросы, как мотыльки вокруг лампы.
— Что вы делали в Пауни?
— Собиралась увидеться с Мэри, — сказала она.
— И все в один вечер. Я иду к Мэри. Вы идете к Мэри. Кто-то еще идет к Мэри и убивает ее. — Я не сводил с нее глаз. Ни тени удивления. Она подслушивала у двери каюты, когда приходил инспектор Неллиган. — Многовато гостей для одного вечера. И странное совпадение.
— Нет, — ответила она. — Это не совпадение.
Я уставился на нее.
— То есть как?
Она пожала плечами.
— Я за вами наблюдала. — Ее лицо ничего не выражало — улыбающаяся золотистая маска.
— Почему? — спросил я.
— Из любопытства.
— А на чем оно основывалось?
— На любопытстве.
Этот разговор ни к чему не вел. Но мне не хотелось отступать.
— Я не говорил вам, как найти "Лисицу".
— Правда? — удивилась она. — По-моему, говорили. А теперь я искупаюсь, такая чудная погода. — Ее лицо снова стало оживленным. — Можно мне еще здесь побыть?
— Конечно, — сказал я. Мне хотелось, чтобы она оставалась там, где я могу задавать ей вопросы снова и снова, по-разному их формулируя, пока не получу ответ. И еще мне хотелось смотреть на ее восторженное лицо, потому что оно было прекрасно.
Надя вернулась через минуту. На ней был цельный купальник из какой-то блестящей ткани. Под золотистой кожей перекатывались мышцы. Тело ее было крепким и гибким, как у спортсменки. Я смотрел, как она поднимается по трапу, услышал всплеск, когда она прыгнула в воду. Мне тоже хотелось выйти на солнышко, поплавать с этой красавицей в прохладном черном Бейсине.
Вместо этого я снял трубку и позвонил Отто Кэмпбеллу.
Пронзительный женский голос, напоминающий лошадиное ржание, ответил:
— Он ушел в горы с командой "Сейлс Апрокемикал". Ах нет, вот он идет.
— Где тебя черти носили? — спросил он. — Я пытался тебе дозвониться.
— Потом скажу, — ответил я. — Мы можем сейчас поговорить?
— А то! — сказал он. — О чем конкретно?
— О "Молодежной компании". О Дикки Уилсоне.
— Дикки совсем свихнулся, — буркнул он.
— Он уволил меня, — сообщил я. — Политики оказали на него давление, и я хочу знать почему. Кажется, мне придется продать яхту.
— Я смогу тебя просветить. — Он доверительно понизил голос. — Только не по телефону. Ты можешь приехать?
— Завтра вечером, — предложил я. — Идет?
— Отлично, — сказал он. — Я запишу тебя, а ты за это денек поработаешь со мной. У меня один парень заболел гриппом.
Я положил трубку. Вытащил бухгалтерские книги и логарифмическую линейку, сделал кое-какие расчеты по ремонтной смете, пытаясь изображать, будто ничего особенного не случилось.
Я услышал скрип: это Надя вскарабкалась на балансир[5], потом двинулась вниз, хлопнула крышка люка. Дверь открылась. На Наде поверх купальника было наброшено махровое полотенце. Она сказала:
— Я слышала ваш разговор по телефону. Вы должны продать эту яхту?
Я совсем не знал ее. Вполне возможно, что это она убила Мэри.
— Нет, — ответил я. — Не собираюсь продавать.
Крышка люка задребезжала. Послышался голос:
— Еще чего! Продашь как миленький! — На трапе показалась пара загорелых ног. Ноги Клодии. — Господи, тут запах, как в будуаре у шлюхи. — Ее серые глаза с темной каймой окинули каюту взглядом оценщика. Оглядели розы, полированный стол в поисках недостатков. Наконец остановились на Наде. Нижняя губа Клодии выпятилась. В кают-компании запахло не только розами. Клодия явно выпила. Она повысила голос: — А это, насколько я понимаю, сама шлюха.
— Что значит "шлюха"? — спросила Надя.
Клодия пропустила этот вопрос мимо ушей.
— Я была в баре, — сказала она, хотя это было и так ясно. — И оттуда смотрела. Она загорала на палубе. Голяком. Красивые сиськи, чес-слово. — Глаза Клодии сузились от ярости. — И ножки что надо. Потрясающая бабец, я уверена. Не хуже меня.