— Гаремная я, — опустила она глаза и заледенела вся, ожидая слова ответа. — Не противно ли, тебе, со мной?
— Не противно, а дажа приятно, — шептал ей в шею возбужденный мужчина. — Хочу тебе и не можно мне ужо.
— Тогда жди, — тихо проговорила она. — Приду.
Воевода еще раз припал к ее губам и, оттолкнувшись, ушел. А Марушка еще стояла, оглушенная всем, что произошло. Сердце прыгало от радости, душа пела.
— Она может еще любить, еще не остыло сердце, не зачерствела душа. Да и лет же ей мало, глядишь, и дитя народится, — мечтательно шептала она себе.
А уж что было потом, в темной спальне воеводы, она до сих пор вспоминает в смущении. Опыт гаремной рабыни пригодился, и мужчина был ошарашен искусству любви. И на последующие ночи он жаждал ее, и не отпускал до рассвета. Так и сладилось у них. Опраксин объявил князю о своем желании жениться на Маруше. Тот сначала был крайне удивлен, но Славка уболтала его, доказывая, что и в эти годы можно быть молодоженами. Владимир смеялся, но принял их решение: после похода справить свадьбу и жить вместе. Братец Славки, тоже был согласен и даже успел привязаться к ней, так как и сестра. Он увидел в этой женщине ту, без которой рос вот уже десять лет. Очень хотел матушку, и был вознагражден, когда понял, что ею может стать Маруша. Та всегда привечала его: кормила, стирала рубахи, лечила, когда тот захворал после очередной зимней охоты с князем.
Морозило знатно. Но охота пуще неволи, и там-то он и простыл. Лихорадка мучила его две недели. Маруша не отходила от постели парня: варила ему зелье, шептала над спящим, окуривала горницу травами. И встал он. Отец был просто счастлив и за него и за свою женщину. Так еще раз она подтвердила свое отношение к их семье. Теперь он не сомневался.
— Тебе нам Бог послал, — шептал он румяной от близости женщине. — Я полюбил тебя и хочу, што бы ты была моей жонкой.
Марушка дала согласие, так как уже не представляла себя без Славки, без мальчика, без воеводы.
Опраксин еще спал, когда к нему ворвался Владимир.
— Што? — Подскочил воевода.
— Разведка донесла, што воны рядом! — Крикнул князь и бросился вон.
Воевода выбежал снаряженный во двор, где уже строились отряды. Коротко переговорив с разведкой, поняли, что то были только заводные отряды, как говорится, те, кто прощупывал противника на готовность и наносил ему мелкие одиночные удары. Чаще по спящим и ночами или под утро.
Рассудив, что могут с ними справиться и свои охранники, они собрались в горнице князя.
— Значицца воны уже здеся, рядом, — рассуждал Владимир, оглядывая своих советчиков. — Видно биться будем рано. Готовитца всем, — приказал князь.
Ранним утром полки были построены и выдвинулись на рубежи, которые еще ранее разведка показала на карте. Это была широкая поляна, утоптанная и устланная разметанными стогами сена. И все же весенняя распутица мешала воинам: было холодно, зябко ежились воины, хлЯбали ноги в едва растаявшей после ночных заморозков, жиже.
— Кака битва! — Вздыхал князь, глядя на мокрых и замерзших мужиков, переминавшихся и уплотнявших ногами жидкую землю. — Дажа птица еще не прилетела. Весны тока первые деньки.
Он тяжело вздохнул и вгляделся в даль, приняв ладонь под козырек. Там уже подходило войско владимирцев.
Глава 15
Битва состоялась. Тысяча с одной стороны и такая же с другой сошлась в полдень. Это была странная схватка, скорее драка, как в игрищах: стенка на стенку, кто кого отлупит. Оружие почти не применялось, кулаки и щиты шли в ход. И с той и с другой стороны не хотели смерти, но пока в бой не вмешалась конница владимирцев, которую возглавлял молодой княжич Федор, старший брат Гориславы. Он врезался в борющейся строй и рубил мечом направо и налево. Сначала все оторопели, а потом взялись уже основательно, применяя топоры и мечи. Владимир тоже пришел на подмогу своим пехотинцам, и их отряды столкнулись в страшной сече.
Не дай Бог попасть под руку разбушевавшегося русича! Они не знали пощады, рубились до конца. А здесь были такие с обеих сторон. Кровь хлестала во все стороны, слышался мат и крики. Уже трудно было отличить, где свои, а где чужие: одни слова, одни лица.
Междоусобица возобновлялась на радость врагу, а тем врагом была и есть только Золотая Орда!
Это понимал Московский князь и был страшно зол, когда ему донесли о готовящейся драке между удельными князьями.
— Из-за чего? — Бушевал он. — Из-за бабы? Да где эта видано!
Но ничего не мог поделать, хотя и слал депеши Владимирскому старшему князю, чтобы тот придержал своего сынка и скорее бы выдавал свою дочь за любого из вторых и третьих сынов соседей. Они готовы были породнится с богатым уделом. Но тот был упрям и взбалмошен. Месть заливала ему глаза и не терпелось пролить кровушку.