Посетитель лишь один. Посетительница. Флэйм. Мужские обноски сменило легкое плотно прилегающее пальто, на голове лихо сбитый набок берет, в углу рта сигарета.
— Явился не запылился, — усмехнулась она. — Храбрый, дурень. Присядьте, «мистер».
Я прошел к окну, закрыл его, запер, задернул штору. Лучше умереть медленно от ядовитой атмосферы, чем мгновенно от пули «случайного прохожего».
В помещении еще одна дверь, из замка торчал ключ. Я проверил дверь. Заперто. За занавесом ниша с полками. Как раз напротив двери, в которую я вошел. Я подставил к двери стул, закурил и уселся рядом с Флэйм. Окно и дверь со стулом в поле зрения, ниша справа, Флэйм рядом с камином.
Флэйм завела свою старую песню:
— Рэйс, давай плюнем на все. Я плюю на Горгонов, плюю на город. Мы вместе переселяемся в Европу, на Ривьеру…
— Опять та же пластинка. Ты ее ставишь каждому самцу, которому хочешь задурить мозги.
— Да. — Очень серьезно она ответила, без тени обиды, подтвердила кивком. — Да, все время ставлю эту пластинку. И каждый раз воображаю, что говорю тебе это всерьез. На месте «каждого самца» я представляю себе тебя. — Она протянула руку через стол и положила на мою. — День вдвоем, вечер вместе, ночь… Полное взаимопонимание, общая жизнь. Между нами есть что-то, чего я никогда не могла постичь…
— Флоренс, я здесь только с одной целью. Ты обещала. Надеюсь, сдержишь свое обещание.
— Да, обещала. — Казалось, она к чему-то прислушивалась. — Здесь нелучшее место для беседы. Но ты должен знать. — Она наклонилась ко мне и почти прошептала: — Сейчас перед тобой более не девочка. Сейчас перед тобой женщина, готовая сразиться с собственной смертью, бросающая ей вызов. Не знаю, мог ты это изменить или нет, но возможность тобой упущена, теперь от тебя ничего не зависит. Смерть и разрушение — пусть! Но жизни шепотом не будет, Рэйс.
Мне не понравились ее слова. Почему-то я им поверил. И замер. Ручка двери, подпертой стулом, медленно, едва заметно поворачивалась. Ничего не сказав Флэйм, я оперся обоими локтями о засаленную столешницу, слегка подвинул стул. Ниша, таким образом, оказалась у меня за спиной, руки под подбородком, одна из них коснулась торчащей из подмышечной кобуры рукояти. Дверь двигалась очень медленно, стул у двери еще не должен был упасть. Подвинулся лишь мой стул.
Мое движение согнало краску с лица Флэйм. Она потянулась к сумочке, но передумала, подняла руку и сняла с полки кубок. Осмотрела его, прочитала вслух гравированную надпись:
— «Эдди Горгону в честь возвращения под сень клуба „Мария“. Двадцать седьмого августа 1929 года».
Ее негромкий голос звучал зловеще, но дату я вспомнил. День освобождения Эдди Горгона после оправдания его за недоказанностью обвинения. Процесс по делу об убийстве владельца прачечной. Прачечный рэкет.
Ручка двери рывком вернулась в исходное положение, а за спиной своей, со стороны ниши я услышал голос. Дверь успешно отвлекла мое внимание.
— Замри, Вильямс. На этот раз получишь пулю в затылок, куда такой крысе и положено. Молодец, Флоренс. Прочитай ему еще раз, с выражением.
Влип? Еще как! Как сопляк, сосунок желторотый. Я услышал, как Эдди Горгон сделал шаг, другой, остановился в футе от меня. А я сижу, сжав в правой руке рукоять пистолета, который больше никогда не использую. Почему я не осмотрел нишу? Конечно, там потайная дверь. Глупость? Самоуверенность? Излишнее доверие к Флэйм?
Я посмотрел на нее. Интересно, как воспримет она мою смерть. Лицо ее мертвенно бледно. Она предала меня и принимает плату за это. Но мне с этого…
— Покажи ему чашечку и прочитай. Предсмертная молитва.
Флоренс подняла кубок. Наши взгляды встретились, но вот кубок поднялся на уровень глаз. И вместо Флэйм я увидел тощую и вытянутую, искаженную сферической поверхностью фигуру убийцы, его лицо, уменьшенные крысьи глазки, ироническую ухмылку.
Выхватить пистолет, рвануться вбок — слишком он близко. Конечно, у меня есть шанс захватить его с собой. Но и только.
Но тут заговорила Флэйм:
— Умерь пыл, Эдди. Рэйс много знает. Твой брат тоже хочет…
— Здесь нет моих братьев, — одернул ее Эдди. — Здесь я хозяин. Глянь этой крысе в глаза. Посмотри, как они помутнеют. Локоточки смирненько, Рэйс. Чуть дернешься…
Локоточки смирненько, так оно и было. Но пальцы мои двигались. А Флэйм держала кубок, как будто окаменев.
— Не смей стрелять, Эдди, — приказала Флэйм. — Я его сюда привела, и я хочу, чтобы он ответил на мои вопросы.
Я медленно-медленно поднимал руку с пистолетом к своему левому плечу. Эдди пока что ничего не заметил. Он увлекся спором с предметом своего вожделения.
— Слушай, ты ведь толковала со мной. Я ввел тебя к Горгонам. А ты использовала меня, как дурака, пока не пришел Микеле. Тебя тоже стоило бы прихлопнуть.
— Я подчиняюсь Микеле так же, как и ты. Ты меня ввел или не ты, но работаю я на него.
— Это все его умные идеи. Подчиняйся, сколько хочешь. Подчиняйся умом. Меня твой ум не интересует. Меня интересует тело. И никто на это тело не смеет поднять лапу, кроме меня, заруби себе на носу. Даже Микеле. И если я тебя хлопну, Микеле попечалится, но примет это как прискорбный инцидент.
Ствол моего пистолета уже лег на левое плечо. Лицо Эдди в кубке длинное и узкое, глаза посажены плотно один к другому.
— Эдди, — мягко и тихо сказала Флэйм, — не болтай глупостей. У меня к Микеле отношение чисто деловое.
— Видел я твои деловые взгляды! И его взгляды видел. «Абр… Абстрактные». Конкретные глаза у него были, он бабу видел и хотел эту бабу, как мужик хочет. Мою бабу! А ты, конечно, видишь, где бекон пожирнее, сразу клюнула. Но я тебе заплатил. И я тебя сегодня поимею. Сразу после того, как этот…
Мой пистолет вышел на позицию. Не буду врать, что я уловил в кубке роковое движение убийцы. Не знаю, угадал ли момент по изменению его голоса. Может быть, крик Флэйм сработал.
Ибо она крикнула:
— Жми, Рэйс!
В общем, я нажал на спусковой крючок…
Глава 21
Человек в окне
Двойной грохот, звук, как будто брякнул колокол в тире, — и я замер. Если отражение в кубке меня не обмануло, то моя пуля должна была войти как раз между глаз Эдди Горгона.
Эдди Горгон тоже замер. Рот его раскрылся, лицо выражало крайнюю степень изумления.
Я снова поднял пистолет, но не выстрелил. Оружие Эдди висело в руке, безвольно вытянутой вниз. На лице не было никакой лишней дырки, то есть не наблюдалось никаких признаков входного отверстия. Умер он стоя. Уже после смерти сложился, как перочинный ножик, и бухнулся на пол, вслед за выроненным чуть раньше пистолетом. Если бы не выбитый зуб — или два — да кровавые пузырьки на губах, я бы так и не понял, куда послал пулю. Нельзя сказать, что выстрел мастерский, но задачу свою выполнил… Я ведь не колдун, в конце концов.
Я пожал плечами. Что ж, он хотел меня убить. И убил бы. Теперь вопрос с ним решен.
И Флэйм на ногах. Схватилась за кубок, прижала к себе. Лицо белое. На убитого не смотрела. Колоколом послужил кубок, в который попала пуля Эдди. Как раз в начало имени своего владельца. Первые две буквы как корова языком слизнула.
— Флоренс! Ты не ранена?
Я подскочил к ней, поддержал, взял из рук кубок, поставил на стол.
— Нет… Нет… Кубок меня спас… И ты…
— Ты опять спасла меня, Флоренс… После того, как поймала.
— Дурак! — закричала она и принялась колотить меня в грудь. — Я взвалила на себя слишком много и не могу сообразить… А ты… ты вообще никогда не соображаешь. Я тебя не ловила! Не ловила!
Она вдруг оттолкнула меня и отпрянула:
— Тебе не за что меня благодарить, Рэйс. Он должен был уйти. Он должен был умереть. Мозг, мозг, мозг… А это животное могло все погубить. Я пока не созрела для смерти. Я не должна пока умереть. Я умру с ним, как она умерла с ним… Она умерла. Боже, как ужасно она умерла, будь он проклят!
Любой со мной согласится, что все ею сказанное понятным не назовешь.