Ну, чтож, тем неожиданней будет его визит.
Сталкер отправил кинжал в ножны, и, стянув с плеча винтовку, вошел в комплекс.
Огромное серое здание воскрешало в памяти наёмника воспоминания о детстве. Как раз в таком вот, сером бетонном коробе, он жил когда-то вместе с родителями.
Эх, если бы всё можно было вернуть, переиграть обратно. Пусть даже одной единственной мыслью зацепиться за край иллюзорной жизни, в которой родители до сих пор рядом.
Чечня. Это слово отдалось в его голове нестерпимой болью. Он вспомнил, как старушка, живущая когда-то по соседству, всплеснула руками, как он сам прочел начертанную фразу, и как всё естество вскипело жгучей яростью. «Не бегите, Русские. Нам нужны рабы». Примерно так звучал призыв боевиков. А потом была перестрелка в доме, где он, тогда ещё новичок спецподразделения разведки, вступил в схватку с четырьмя здоровенными бородачами.
Он помнил это как сейчас. Вот так же, как тот долговец, держал рацию главный ваххабит. Так же потирал он изрезанную шрамами щёку.
Стекольщику вспомнились родители, к которым однажды нагрянули вооруженные люди, и которых убили, потому что их сын был русским офицером.
Он помнил, как искал тех убийц, помнил как сейчас. Помнил, и никогда не забывал. А вот детство, где все они вместе он никак не мог вспомнить. Казалось, те крупицы светлых воспоминаний из него выбили боевики, наносящие удар за ударом.
Вот таким же был дом, в котором ваххабиты устроили свой штаб, расстреляв его семью. В такой же дом он входил, расстреливая не успевших ничего понять людей. В тот день последнее человеческое умерло в нём, а из глубин души вознеслось всепоглощающее зло, роднящее его со многими здешними старожилами…
Дверь распахнулась. Застрекотал «калаш», после чего пять раз ушли в дверной проём тройные очереди, и всё стихло.
Тогда ему не позволили добить раненых боевиков. Чтож, он сделает это сейчас.
Стекольщик шагнул в комнату, на полу которой лежали раненые Долговцы. Двое были мертвы, а третий пытался ползти.
— Джихад! — Стекольщик оскалился, поймав на себе взгляд сталкера. — Возмездие, а не джихад, парень!
Он трижды выстрелил раненому долговцу в лицо, после чего несколько минут стоял над телом, приходя в себя. Такие затмения находили на него не часто, но когда это случалось, он терял над собой контроль. Стекольщик грустно улыбнулся.
Казалось, теперь усталость его не мучила, руки не ломила, а голова была ясной, словно наёмник только что проснулся.
— Спам! — Выкрикнул он, и эхо разнесло его слова по пустым комнатам, рикошетя звук от каждой стены.
Троекратно повторившись, эхо стихло.
— Спам, где же ты!? Я пришел за твоей головой!
На этот раз что-то шевельнулось в дальнем конце коридора, и Стекольщик напрягся.
Сначала он принял увиденное за очередной приступ галлюцинаций, но по прошествии нескольких секунд, всё оказалось реальным.
По коридору в его сторону шла, мягко ступая по замусоренному полу, огромная химера.
— А я-то думал, что кроме идиота, бросающегося аномалиями, Зона не может ниспослать мне ничего! — Сталкер закинул винтовку за спину, и шагнул к дальней стене.
Химера вошла в комнату. Мутант несколько секунд глядел на покойников, переводя взгляд то на изрешечённых пулями людей, то на сталкера с размозженной головой.
— Жри трупы! — Стекольщик отбежал к дальнему концу просторной комнаты, и замер так, чтобы между ним и химерой находился прикрученный к полу стол. — Я невкусный.
В глазах сталкера полыхнуло пламя преисподней. Он отпрыгнул к стене, но химера уже перешла в стелс-режим. Сталкер остановился, водя стволом «ГЛОРКА» из стороны в сторону. Он пытался уловить хотя бы какой-то звук, колыхание воздуха или дыхание смертоносного мутанта. Но в комнате было тихо.
Стекольщик извлёк из ножен свой кинжал, обхватив его правой рукой. Левая рука с пистолетом рассекла воздух, и он выстрелил, как ему показалось, услышав шаги.
Всполох огня осветил пустые стеллажи, и в следующее мгновение пуля попала в цель. Всё-таки интуиция у Стекольщика была потрясающей.
Химера взревела, и, отпружинив от стены, набросилась на жертву. Одновременно с этим, издав хищное рычание, сталкер отпрыгнул в сторону, и мутант налетел на стол.