— А ты сам откуда?
— Я как Диоген.
— Живёшь в бочке? — Я усмехнулся, но тут же поймал себя на мысли, что сравнение жилища корейца с бочкой может быть для него оскорбительным.
— И это тоже. Диоген говорил, что он — гражданин мира. Я — гражданин Зоны. Отличие лишь в том, что ко мне цари на поклон не ходят. Хотя… — Пак прищурился. — Был один. Командир дальней заставы, той, что с севера дорогу на Киев держит. Приходил, торговать хотел, разведывать новые поля артефактов. Тоже мне, Ермак…
— Так вы с вояками в нормальных отношениях? — Я уцепился за последнюю ниточку к спасению.
Если сейчас Пак скажет, что отношения с военными у них хорошие, то вариант с доказательством моей невиновности появляется сам собой — попросить корейца посодействовать в очищении моего доброго имени.
— Вояки нас ненавидят, — Уничтожил все мои надежды Пак. — Но артефакты и прочие товары скупают, меняя на продукты и оружие. Вот такой симбиоз. Не симбиоз даже — паразитизм. Они ведь у нас всё за копейки покупают, потому что кроме как им мы никому свои находки продать не можем. Наживаются, сволочи, но для нас и это хорошо. Они нам даже оружие и боеприпасы доставляют. На днях вот наших бойцов Свободовцы покосили, а вояки согласились их в машину сложить и на «большую землю» вывезти похоронить. Да…
Пак глубоко вздохнул. Теперь мы молча стояли на окраине поселения, глядя на приближающегося человека. Он бежал через лагерь, размахивая руками.
— Это наш «почтальон». — Пак указал на бегущего сталкера. — И судя по всему, вести будут недобрые.
Тем временем «почтальон» поравнялся с нами.
— Ну? — Кореец выжидающе поглядел на сталкера.
— Наши в лагере диггеров просят помощи. Их прижали свободовцы…
Не дав собеседнику договорить, Пак развернулся ко мне.
— Видишь?! На нас объявлена травля. — Он вновь развернулся к докладчику. — Значит так, я немедленно отправляюсь на Свалку. Пусть Порох подготовит отряд…
— Все там. — Прошептал собеседник Пака. — Здесь только Порох, несколько раненых бойцов и охрана лагеря.
— Что? — Лицо Пака исказила гримаса ужаса. — А… я…. э….да….
Он поднял к небу обе руки, проклиная всё сущее, но кроме нечленораздельного рычания, ничего изречь не сумел.
— По…че…му! Почему все там?
— Приказ Доктора. Надо было доставить диггерам аптечки. — Собеседник шагнул назад.
— А с кем я, по-твоему, пойду отбивать лагерь?! Один? С ранеными? А может быть с Порохом, который двое суток не спал?
Боец растерянно покачал головой. Разумеется, он не знал, как поступить в этой ситуации, и пугало докладчика то, что сам Пак не знает, как поступить. Теперь оба они стояли, словно лишенные кукловода марионетки, опустив головы, убрав руки в карманы.
— Спам. — Наконец нарушил тишину Пак. — Помнишь, ты говорил, что я могу рассчитывать на тебя, если что?
Я кивнул.
— Нужно помочь отбить лагерь диггеров, пока не поздно. Я понимаю, ты устал, но…
— Никаких «но». Я задолжал вам жизнь, и не стану прикрываться ранами. Скажите только, где моё оружие, и отправимся.
— Хорошо. — Кореец кивнул. — Но даже если мы освободим лагерь диггеров, ты должен будешь прятаться. Диггеры хоть и наши друзья, но тебя они, скорее всего, считают предателем….
— Я понял. Нужно скрытно отстреливать свободовцев…. У меня только один вопрос.
— Какой?
— Когда вы говорили, что однажды я увижу апокалипсис, что вы имели в виду?
— Судный день, конец света — называй его, как хочешь.
— Так я и думал. — Я кивнул. — Мне кажется, что времени остаётся всё меньше.
— До чего?
— До судного дня…
Глава десятая. Имена и звания
Недалеко от завода Росток.
Лагерь Последнего дня.
Монгол выдернул нож из тела ещё трепыхающегося долговца, и оттащил покойника в сторону. Бил он в лёгкое, чтобы противник не успел вскрикнуть. Не смотря на потерю формы, удар был всё таким же дьявольски точным, как и много лет назад.
Всё могло быть по-другому, не решись долговец направить в сторону Кэммерли оружие.
— Не маши стволом! — Прошипел сталкер сквозь зубы, жестом приказывая американцу сесть.
Именно лихой вид натовского офицера заставил Долговца вскинуть оружие. Брэду следовало немедленно поднять руки вверх, демонстрируя тем самым покорность, но для заносчивого американца это было слишком.