Я слышала эту песенку в пустыне. Однажды. Мелодия была такая знакомая… Иногда мне казалось, что там, за этими бесконечными песками, за горами, за всем миром, там, среди облаков сидит старый, безжизненный менестрель и перебирает костлявыми пальцами тонкие струны волшебной арфы. Он управляет ей, словно марионеткой. Потянет за одну ниточку… и звучит похоронный аккорд. Последний, завершающий. И все. Точка.
Зачем держаться за жизнь? Я мертвый человек. Живой труп. Перебираю ногами рыхлый песок. Он похож на зерно. То зерно, которое я покупала на базаре. Иду вперед, как заведенная. Ищу воду. Но зачем? Не проще лечь здесь и ждать конца? Жизнь больше не имеет смысла.
Надеюсь, Тимка выздоровел. Облепиха должна была помочь. Я потратила на нее два динара. Хотя, какая теперь разница. В голове всплыл образ младшего брата. У Тима одного в семье были светлые волосы. Но он еще маленький. Два года всего. Наш папа так хотел мальчика…
Жаль, что так и не увидел.
Он умер на войне. Тимка часто говорил, как хочет стать похожим на папу. Что ж, пускай. Только бы они справились.
Сердце вдруг так болезненно защемило. Ведь я их больше никогда не увижу. Ни озорного смеха, ни детского плача, ни этих карих глаз больше никогда не будет в моей жизни. Я умру в этой пустыне. Но самое страшное было в том, что они и сами это знают. У них больше нет старшей сестры.
Изгнанница.
Она умерла. Навсегда.
Олиф ненавидела свои волосы. Из всех существующих на земле предметов, больше всего она ненавидела свои волосы. Длинные, тонкие, ломкие, непослушные. Раньше она заплетала их в обычную косу, но та все время болталась туда-сюда и просто невыносимо мешала. Отстричь пряди Олиф не могла — женщинам полагалось иметь длинные волосы. Тогда она решила заплетать их по-другому: начинать косу не сзади, а сбоку, в районе уха, плести ее вокруг головы до другого уха, а оставшийся конец просто доплетать и перевязывать куском ткани. Теперь волосы не болтались сзади, и не били ее по попе, а свисали сбоку и доходили буквально до груди.
Казалось бы — все идеально. Как бы ни так.
Волосы постоянно выбивались из замысловатой прически. Приходилось заправлять их за уши, но они, то и дело, возвращались на прежнее место.
Олиф злобно дунула на темную выбившуюся прядь. Зря. Горло обожгло сухим воздухом. Как ей это надоело. Она и дня не провела в пустыне, а уже балансирует между жизнью и смертью. Как люди умудряются выживать здесь месяцами?
Олиф прикрыла ладонью глаза в надежде хоть немного ослабить солнечные лучи. Когда же наступит вечер? Сколько еще ждать? Тогда должно стать намного холоднее, солнце скроется за краем земли и песок, наконец-то, остынет. Олиф сможет хоть ненадолго избавиться от этой невыносимой жажды. Во всяком случае, она искренне на это надеялась.
Неожиданно вокруг нее закружились песчинки, попадая в глаза и забивая рот. Девушка поперхнулась, остановилась, сплевывая жесткие хрустящие кристаллики, начала тереть глаза. Обернулась и поняла, что это дует ветер. Горячий и обжигающий. Дышать стало намного тяжелее, в рот попадал жесткий песок, глаза застилала пелена. Рубаху, повязанную вокруг ее головы, начало сдувать.
«Ничего себе ветерок», — подумала девушка.
Она зажмурилась, придерживая рукой одежду, и продолжила путь. Если бы ее сейчас спросили, а зачем она вообще куда-то идет? Зачем тратит последние силы? Не проще ли остаться здесь и попытать удачу у Берегинь? Если бы ее спросили об этом, она бы не ответила. Мотивы своих действий были не понятны даже ей самой. Просто нужно было куда-то идти, не оставаться на одном месте, двигаться.
Олиф судорожно схватила ткань рубахи и почувствовала, как из рукава выпал нож. Она остановилась, опустилась на колени и принялась беспорядочно водить руками по песку, в надежде отыскать предмет. Глаза открыть не получалось, а интуиция тут была не помощником. После кучи бесплодных попыток найти единственную вещь, которая могла бы защитить ее, Олиф беспомощно легла на песок. Каждое движение давалось с трудом. Она многое бы отдала, лишь бы разучиться дышать, лишь бы не чувствовать эту сухость во рту.