— Кнут давно хотел встретиться со своей семьей. Теперь он счастлив.
— Нет, это я, Лекс! Это все я! Надо было воткнуть себе нож в сердце еще тогда, когда я только попала в этот пустынный ад! — на глазах у нее вновь выступили слезы.
Мужчина вздохнул. Он не представлял, что девчонка сейчас переживает. И какие слова еще можно сказать, он тоже не знал. Лекс просто молча посидел рядом, а затем осторожно начал говорить:
— Олиф, он бы хотел, чтобы ты выбралась.
— Ты не можешь этого знать.
— Если бы не хотел, не согласился бы тебя сюда отвезти.
Девушка подняла на мужчину жалостливый и растерянный взгляд. Внутри нее смешалось столько чувств, что она даже не знала, совесть ее гложет, или горе? Чувствует ли она боль, или это всего лишь жалость к самой себе? Потеряла ли она друга, или это еще одно испытание, которое преподнесла ей Судьба? А может, это все вообще не настоящее? Может, это всего лишь сон? И скоро она проснется в своей родной кровати, спустится вниз и увидит Тимку, Тару и Марику. Усмехнется, и пойдет на поля. Все как обычно, все, как в настоящей жизни.
Обманывать себя, заставлять поверить в несуществующие вещи, было очень приятно, но невероятно сложно. Особенно сложно было признаться в этом самой себе.
Ведь все это настоящее. Реальность, что ее окружала, была убийственной.
— Я обещала ему, что не отпущу его… — тихо выдавила Олиф. Настолько тихо, что мужчина с трудом ее расслышал.
— А еще ты обещала вернуться домой.
— Я не могу.
— Без него?
— Да.
— Олиф, — серьезно сказал Лекс. — Тебе придется с этим жить.
— Как? — всхлипнула девушка.
— Как всегда. Просто вставать с утра и улыбаться. Даже если не хочется — вставать и улыбаться. Кнут хотел бы, чтобы ты так жила. С улыбкой, понимаешь?
— Он мертв, — бесцветным голосом ответила девушка, — как я могу улыбаться?
— Так же, как и я. Как мы все. Все Изгнанники, что попали сюда.
Олиф уставилась невидящим взглядом куда-то в пустоту.
— Убийца — я, а умер он. За меня. И ты предлагаешь мне улыбаться?
— Я предлагаю тебе сохранить ту жизнь, за которую он отдал свою.
Эти слова, словно хлесткая пощечина, отрезвили девушку. Она вздрогнула, как от удара. Кнут пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти ее — Олиф. Змей специально выбирал такое место, которое она запомнит. Он знал, что для нее это значит слишком много. И еще он знал, что уже не сможет увидеть, как она выберется. Но хотел этого: хотел, чтобы она смогла вдохнуть чистый воздух, не пропитанный маленькими песчинками. Он спас ее, чтобы она выбралась.
— Уведи меня отсюда, — жалостливо попросила девушка, чувствуя, как сердце разрывает от боли. Она почувствовала себя предателем, хотя и осознавала, что Кнут пожертвовал собой, что спасти одну никчемную человеческую жизнь.
Девушка сжала кулаки и почувствовала, как кожи коснулось несколько опавших чешуйчатых лепестков. Она схватила несколько себе в ладошку и подняла отчаянный взгляд на мужчину. Тому и самому пришлось не сладко, а тут еще и беспомощная девчонка. Но Лекс не выглядел злым, наоборот, на его лице появилась горькая усмешка.
— Сама идти не сможешь?
Олиф покрутила головой. Лекс вздохнул и присел рядом.
— Давай руки.
Он потянул Олиф на себя, и, подставив под ее тело свою спину, заставил девушку прижаться к себе. А затем вместе с ней поднялся на ноги. Олиф ахнула.
— С ума сошел?!
— Пошли, плебейка, — лишь усмехнулся в ответ тот.
— Ты же не дойдешь! Отпусти меня!
— Какая же ты несговорчивая, — поморщился Лекс.
— Я не хочу убить еще и тебя! — в отчаянии крикнула Олиф.
— Не волнуйся, не убьешь.
Сидеть у мужчины на спине было очень странно и непривычно. Он перехватил руками ее ноги, и если бы она не держалась за его плечи, то просто напросто перевернулась бы вниз головой. Лекс на последующие возражения не реагировал. Олиф чувствовала, как тяжело ему было идти, но сделать ничего не могла. Он упрямо делал небольшие шажки навстречу Песчаной Завесе.
Девушка знала, что никакие возражения не помогут. К тому же, она не сможет сделать это сама — не сможет дойти до Завесы, и выбраться наружу, чтобы не потратить время, которое подарил ей Кнут, зря. Без Лекса ей не справиться.
Олиф сильнее прижалась к телу мужчины, обхватила руками его шею, и положила голову ему на плечо.
Они двигались медленно, и каждый шаг, казалось, отдавался в сознании глухим ударом. Олиф смотрела на тянущуюся по всему периметру Завесу и вспоминала о словах Кнута. Змей хотел, чтобы она запомнила этот момент. Чтобы почувствовала себя счастливой. Она слишком привязалась к нему, и ненавидела себя за это. Ее ведь предупреждали, чем это может грозить, но она не послушала. И теперь, один за другим, умирали близкие ей люди. И звери тоже.